Чёрт! Николай преодолел ещё пару ступенек, но остановился, не дотянув и до пролёта.
Лестница была выстроена затейливо: с первого этажа до промежуточной площадки она степенно поднималась широкими и пологими ступенями, обрамлёнными массивной ковкой. Кованые перила витиеватого узора несли на себе широкий, массивный дубовый поручень. С площадки две двери, не самого парадного вида, вели на антресоль. Этот фактически второй этаж существовал только со двора, куда и выходил окнами. На фасаде же кирпичного послепожарного старожила красовались высокие окна парадного зала и полукруглое окно мезонина над треугольным фронтоном. Лестница в мезонин уходила от промежуточной площадки вбок и поднималась с поворотом. Узкая, без украшений, а ступеньки очень крутые.
Кто из господ мог жить в такой скворечне? Точно – не женщины. А слуг стали бы селить над собственной головой?
Николай, держась за дубовый поручень, старался отдышаться поскорее, чтобы не заставлять Алексея Кондратьевича ждать, да и самому не терпелось узнать, что тот обнаружил интересного наверху. Но грудь, как назло, продолжало давить. Не свалиться бы в обморок. Ещё и с лестницы покатишься – выйдет полный позор!
– Ну, где ты запропастился?
Голос Алексея Кондратьевича на сей раз раздался прямо над головой: тот вернулся к лестнице.
– Я сейчас подымусь! – выдавил Николай на остатках воздуха.
– Что, опять худо?!
– Ничего, я сейчас!
По ступеням вниз застучали торопливые шаги.
Тут-то, как на смех, припадок прошёл. Кончиться бы ему секундой раньше!
– Всё, Николай, с меня довольно! – сурово объявил Алексей Кондратьевич.
Николай ещё ни разу не замечал за мягким, по видимости, господином Извольским подобной суровости. Неужели всё?! Сейчас объявит, что ненадёжного пособника в интересных поисках ему не нужно. И настанет пробуждение от радостного сна.
– Держи!
Алексей Кондратьевич, нырнув рукой во внутренний карман, протянул Николаю синенькую. Тот оторопел. Расчёт. Его выгонят прямо сейчас, не дадут даже заглянуть в мезонин!
– Возьми же! Пойдёшь к доктору. Я напишу адрес… Не бойся, – добавил Алексей Кондратьевич, заметив, что парень мешкает взять деньги, – это не в счёт твоей заработной платы, а сверх того. Ты – товарищ мне, и я могу делиться с тобой… Хотя бы тем, что досталось мне легко.
Николай молчал, переживая перемену, которая внезапно свершилась для него во всей картине происшедшего. Алексей Кондратьевич добавил:
– И не в долг. Просто так… Да сколько я буду стоять перед тобой с протянутой рукой?
Он мягко засмеялся.
Николай нерешительно поднял руку. Не взять денег – значит обидеть Алексея Кондратьевича в лучших намерениях. Но брать подарки от господ он не привык. Это противно отдавало… холопством, что ли?
– Алексей Кондратьевич, – решился он, – я и сам заработаю на доктора.
– Знаю, что заработаешь. И знаю, что не отдашь на врача, пожалеешь. Ты ещё не купил всех тех подарков, каких хотел бы, матери и родным, а скоро ехать. Повторю ещё раз, а больше говорить не стану: ты – товарищ мне, а у товарища взять помощь не постыдно.
Николай вспыхнул, забрал купюру и, сделав вид, что возится с потайным карманом, опустил голову, чтобы скрыть краску, залившую лицо. Деньги он отработает Алексею Кондратьевичу. Но как ответит на его добрые слова? Чем оправдает доверие этого образованного, умного, интересного человека? Вытащить из подпола на крепкой верёвке да придержать измерительную рулетку – это ведь ещё не товарищество. Нужно быть на равных по уму, по знаниям. Нужно суметь сообщить нечто значительное и предложить нечто полезное…
