– Давайте я первый спущусь – проверю, целы ли ступеньки, – смущённо пробормотал Николай и, не дожидаясь ответа, поспешил вниз.
Вся дальнейшая работа была нудной и однообразной: растянуть рулетку, придержать её конец, подержать фонарь, пока Алексей Кондратьевич чертит в тетради и заносит туда цифры. Или просто стоять без дела с тетрадью в руке, пока Алексей Кондратьевич пристально рассматривает с фонарём каждую пядь стены, или мощённый камнем пол, или задумчиво глядит в потолок. Хорошо ещё, что обмеряли не все помещения, а лишь три-четыре, которые Алексей Кондратьевич выбирал, сверяясь со схемой, что находилась при нём, аккуратно вычерченная на белом листе.
Мысленно он от времени до времени принимался производить вычисления: его интересовала толщина стен. Николаю привелось разок поправить ошибку Алексея Кондратьевича в умножении с долями. Тот глянул на помощника с удивлённым уважением:
– Где ты выучился так ловко считать?
– В одноклассном народном училище по ведомству Министерства народного просвещения, – отрапортовал Николай.
– А, в земской школе. Три класса окончил?
– Четыре. Как раз по-новому устроили, когда я учился уже… Я выдержал экзамен успешно и получил свидетельство! – похвалился Николай.
В душе при этом шевельнулась тревога: пять лет прошло с той поры, потрачено напрасно. Сам читал кое-что, старался вникнуть, но это – не то. Вспомнит ли он прежнюю науку, сможет ли когда-нибудь учиться так же успешно?
– А дальше учиться не думал?
Ишь, будто мысли прочитал!
– Очень хочу.
Алексей Кондратьевич собрался было расспрашивать дальше, но передумал: время поджимало. Видно, батюшка его крут, если и взрослого держит в строгости.
– Хорошо. Мы позже поговорим ещё об этом.
Николай промолчал. Что тут разговоры разговаривать?
Поступить хоть в какое училище он по возрасту уже опоздал. В институт не возьмут со свидетельством четырёхлетки, и правильно сделают: что ты поймёшь? На учёбу, если не за казённый счёт, нужны огромные деньги. Надежда – на народный университет, только в прошлом году открытый. Николай было начал ходить, но из-за болезни много пропустил, после с деньгами было туго, а теперь учебный год уже заканчивается…
– Неужели чёрная храмина?! – донеслось от дальней стены бормотание Алексея Кондратьевича, который один отошёл туда и осторожно расковыривал там что-то, подсвечивая себе фонарём.
Николаю стало не по себе. Он, как перебрался в город, почти не соблюдал религиозной обрядности и на церковь, подобно большинству московских рабочих, крестился редко – только если проникновенно звонит или очень уж красивая. Но никакого касательства к сектам или, не дай боже, сатанинским культам, нынче вроде как модным, иметь не желал!
– Иди, посвети мне!
Николай взял у Алексея Кондратьевича фонарик.
– Сюда, на ткань. Не так высоко, сбоку. Давай от меня, как будто я сам держу. Вот так!
К стене был прибит по старинке, обойным гвоздём, маленький клочок тёмной материи. В других местах, где выхватывал свет фонарика, можно было заметить шляпки гвоздей.
– Эх, мало света! Как считаешь, чёрный он? Чёрный шёлковый штоф, а?
Николай и осмотрел, заставив ткань переливаться, и ощупал.
– Похоже на шёлк. Ткань сдёрнули, а гвозди, глядите, остались. Они как будто не старые.
Николай заразился непонятным исследовательским энтузиазмом.
– Ну-ка, где?
Он посветил.
– Вот, вот, ещё вот… Новые: не успели заржаветь.
