– Я уже сказал об этом, так все и было! – Свидетель немного нервничал.
– Представитель тянет время, у него кончились вопросы! – скалился адвокат ответчицы.
– Вопрос задавайте! – настаивал судья.
Стараясь не обращать внимания на эти реплики, я продолжил логическую цепочку своих рассуждений:
– …но мы утверждаем, что встречи никакой не было. Это значит, что в ту субботу ваша жена ушла с соседом в неизвестном направлении, пробыла с ним какое-то время, после чего вернулась и рассказала вам историю. А сколько по времени она отсутствовала с соседом? Два часа? Больше?
Эффект от вопроса превзошел мои ожидания.
– Ты на что намекаешь, щенок?! – Многие годы не имея возможности дать волю эмоциям, муж-рогоносец решил за все обиды отыграться на мне. – На что ты, тварь, намекаешь, я тебя спрашиваю?!
Изрекая слова как можно медленнее и спокойнее, я ответил:
– Ни на что. Просто задаю вопрос.
Мой ответ потонул в возгласе очнувшегося судьи:
– Свидетель, к порядку!
От гнева ноздри свидетеля вздувались, краска залила лицо, руки непроизвольно сжимались в кулаки. Он перевел совершенно обезумевший взгляд на судью:
– И ты тоже заткнись! Еще учить меня тут будешь!
Дальше все было разыграно как по нотам. Свидетель был удален из зала суда. Оставшихся суд постановил не заслушивать. К уже данным показаниям отнесся критически. Иск был удовлетворен в полном объеме, включая значительную материальную компенсацию. Как выразился мой коллега: «Вдарил по этой офигевшей банде рублем».
Надо отметить, что в тот раз я все же нарушил правило, которое самым верным образом сформулировала Джоди Пиколт[8]: «Ни один опытный адвокат никогда не задаст свидетелю вопрос, на который сам не знает ответа». Хотя для того случая есть смягчающее вину обстоятельство: опыта у меня еще не было.
На суде у Марка все было как надо. Раз за разом свидетельские показания, данные в ходе следствия, рассыпались после вопросов адвоката. Свидетели фактически опровергали все, что записал в протоколах их допроса следователь, и сообщали совсем иную картину происшедшего. Кроме того, «вы просто не представляете, сколько всего может не запомнить человек, если он вызван в качестве свидетеля», как мудро выразился создатель «принципа Питера»[9], то есть сам Лоуренс Питер.
Помощница прокурора, видимо, полагала, что это все несущественно. Ну а я, испытывая легкое головокружение от успеха, продолжал отбивать свидетелей. Дело стало рассыпаться на глазах.
Обращение судьи к помощнице прокурора прозвучало как гром среди ясного неба:
– Прокурор, вы понимаете, что он делает?! – указательный палец жрицы Фемиды смотрел в мою сторону.
– Он? – в голосе стороны обвинения прозвучало неподдельное удивление. – Он задает вопросы свидетелям.
Хотя такой ответ трудно было назвать неправильным, но судью он почему-то не устроил, и она, тяжело вздохнув, объявила перерыв до утра следующего дня.
Утром на месте милой помощницы прокурора восседал один из тяжеловесов обвинения. За ночь прокуратура по чьей-то просьбе сменила своего представителя, и теперь каждый мой вопрос обрывался протестами и загоном свидетеля в угол его же показаниями, которые он дал в ходе следствия. Любые мои ходатайства отклонялись. Все попытки изменить ситуацию наталкивались на объявление очередного замечания судьи, которая, забыв про слепую беспристрастность Фемиды и находясь скорее в фанатическом ослеплении, полностью играла на стороне обвинения. Из всех участников судилища ее не устраивал теперь только адвокат.
