– Ольга Михайловна Бубнова – ваша знакомая?
– Да. А в чем дело?
– Она скончалась. По факту ее смерти возбуждено уголовное дело. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Дверь немедленно открылась. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина, лицо которого еще хранило остатки плохо смытого грима. Глаза были обведены. Губы накрашены. А с головы он как раз в этот момент снял парик, словно ему сделалось невыносимо жарко. При виде его абсолютно гладкой головы Фима ахнула. Лысина была такой блестящей, что от нее отражался электрический свет и на стенах играли зайчики.
Это был тот самый Селиван, который был им нужен. И сразу было ясно, что годков ему уже немало. Может, семьдесят, а может, и того больше. Но он держался молодцом, спина была прямая, хотя причиной тому мог быть корсет, туго облегающий его поясницу и верхнюю часть туловища.
– Наташа! – высоким и писклявым голоском произнес он. – Тут по поводу Оли пришли. Говорят, она умерла.
В квартире снова что-то упало. На этот раз это явно было что-то очень большое и тяжелое. Артист всплеснул ручками-прутиками и помчался на звук. Сыщики поспешили следом за ним.
– Наташенька! Что с тобой?
Они застали артиста, который хлопотал возле дамы, лежащей на полу в глубоком обмороке. Женщина еще даже не успела переодеться, на ней было все то же сиреневое платье, в котором она была на концерте.
– Наталья Платоновна, что с вами?
Селиван переживал больше всех.
– Родная моя! Красавица! Ну открой глазки, не пугай меня!
Он заламывал руки, бегал на кухню за водой, брызгал в лицо своей даме – все это, казалось, он проделывал в один момент. У Фимы от его мельтешения даже голова закружилась. Но усилия Селивана возымели успех, Наталья Платоновна приоткрыла глаза и пошевелила правой рукой.
– Она ожила! Все в порядке!
Но Селиван радовался рано. Женщина была бледна, левая часть туловища ей совершенно не повиновалась. Рука и нога оставались неподвижны. И самое скверное – рот перекосило. Левый угол остался недвижим, и из него вниз уже потянулась тоненькая ниточка слюны.
– У нее не инсульт, случайно? – прошептала напуганная Фима.
Арсений тоже заметил, что состояние женщины совсем нехорошее. Он опустился рядом с ней и попытался разговорить ее. Но Наталья Платоновна лишь невнятно мычала, язык почти не повиновался ей.
– Придется везти в больницу.
Допросить Наталью Платоновну не представлялось возможным. Но она здоровой рукой то и дело тыкала в Селивана и мычала. Выглядело это так, словно она пытается его в чем-то обвинить.
– Вы знаете, кто мог желать зла вашей подруге?
– У-у-о-он!
И снова ткнула пальцем правой руки в своего приятеля. Селиван в ответ попытался улыбнуться.
– Наташеньке совсем плохо. Она бредит.
– Ваша подруга выпила немного жидкости из имеющейся при ней бутылки из-под лимонада и умерла. Вы можете знать, откуда эта бутылка у нее взялась?
Наталья Платоновна на миг замерла, потом ее правый глаз с ненавистью уставился на Селивана.
– Э-о-о-ы!
– Что ты так разволновалась, радость моя? Тебе нужно лежать спокойно.
– Селиван дал Ольге Михайловне бутылку лимонада?
– У-у!
– Ты себя совсем не жалеешь, дорогая. Сколько раз я говорил тебе: уходи из этой школы, хватит с тебя нервотрепки. И вот результат! Тебя разбил инсульт. А я тебя предупреждал: сбрось лишний вес, он тебя погубит!
В ответ Наталья Платоновна разразилась таким набором звуков, что все поняли, какого она мнения о советах всяких там Селиванов и иже с ними.
