В этом отношении уместно привести слова В. Н. Топорова: «Архаическим культурам известно два типа священного безумия, связанного с употреблением возбуждающих О[пьяняющих]. н[апитков]. (или крови), – безумие радостного, светлого приобщения к божественному и творческому или безумие деструктивного типа, ведущее к разъединению, тьме, подавленности духа. Поэтому для целого ряда таких культур характерно особое внимание к ситуации порога, после которого священное и божественное опьянение (безумие) переходит в противоположное ему состояние, направляемое злыми силами. Соответственно вырабатывались особые средства контроля и даже специальная пенитенциарная система. Наконец, в ряде культур вообще проводилось очень чёткое различие между О[пьяняющими]. н[апитками]. сакрального и возвышающего типа и О [пьяняющими]. н[апитками]. профанического типа, лишёнными благодатного действия (ср. противопоставление сома – сура у древних индийцев, соответственно хаома – хура у древних иранцев или соотношение вино – сикер(а) в Библии)» (Мифы народов мира, т. 2, с. 257).
Мы склонны полагать, что в языческой Европе охмеляющие напитки занимали куда большее место, нежели галлюциногены. Последние могли употребляться, но, скорее, так, как это делали, скажем, античные пифии, которые входили с их помощью в особое состояние сознания.
Можно допустить, что праздничное питие относится более к первому, говоря словами Топорова, «радостному» виду безумия.
Показательно, что сравнительно более поздние тантрические источники называют вино «каранавари» («вода причины») и «джнанамрита» («водой мудрости»). «Форма (“рупа”) Брахмана скрыта в теле. Вино может раскрыть ее, вот почему его употребляют йоги. Те, кто употребляет вино для собственного удовольствия, вместо познания Брахмана совершают грех и находятся на краю погибели» («Куларнава-тантра»).
Восточные славяне сохранили обычаи праздничного опьянения вплоть до наших дней – с тою поправкой, что ныне почти полностью утрачено понимание и правила употребления хмельного. Однако этнологи, давшие себе труд заняться этими вопросами, доселе находят немало свидетельств сохранения древней памяти в народных обычаях.
«Для понимания специфики праздничного поведения ключевым понятием является опьянение, которое Т. А. Бернштам называет “едва ли не главным условием праздничного состояния”… Следует различать два этапа опьянения и, соответственно, два этапа праздничного застолья, которые принципиально отличаются друг от друга. Первая стадия – активная, когда пирующие поют песни, едят, пьют, веселятся, то есть проявляют повышенную активность. Вторая стадия – это «мертвецкое» опьянение, состояние подобное смерти (ср. пословицу “Пьяный не мертвый, когда-нибудь да проспится”)» (Алексеевский, 2003, с. 201). При этом ”Пиво и вино пьют <…> дома только в храмовые праздники, во время свадеб, поминок, при заключении сделок” [2; 226], то есть в будни практически не пили. Таким образом, именно состояние опьянения отличало праздники от будней» (там же, с. 200).
Описанные жёсткие ограничения времени, когда употребление алкоголя допустимо, и несомненно обрядовые истоки такого их употребления не только резко контрастируют с современностью, но и перекликаются с тем, что нам известно из сходных обычаев других народов.
Поэтому далее преимущественно воздержимся от рассмотрения вопросов наподобие распространённого «что пили на Руси», ибо они способны увести далеко в сторону от основной направленности работы. Нас интересует лишь та сторона культуры, которая относится к области священного, к области мифа и сам этот миф – в меру возможностей его восстановления
