Наполеон: биография - страница 36

Наполеон, жалуясь другу, квартирмейстеру Шове, на «неразбериху и небрежность» и «очевидную нелепость» настоящего положения, сокрушался, что «снабжение армий всего лишь дело случая»{154}. В характерном письме Саличетти и Гаспарену он напоминал: «Без пищи можно обойтись двадцать четыре, а если необходимо, и тридцать шесть часов, а без пороха не протянешь и трех минут»{155}. Письма, кроме напора и энергичности, демонстрируют его внимание ко всем без исключения мелочам: от цены провианта до правил возведения частоколов. Но главной его заботой была следующая. У них имелось всего 600 милье (около 294 000 килограммов) пороха, и, если бы им не удалось достать больше, крупные операции были бы невозможны. 22 октября Наполеон написал Комитету общественной безопасности о своем «огромном беспокойстве, обусловленном недостаточным вниманием к его роду войск» и прибавил: «Мне приходится бороться с невежеством и низкими страстями, которые оно порождает»{156}.

Прибегая к запугиванию, бахвальству, реквизициям и политическим интригам, Наполеон чрезвычайно быстро сформировал солидный артиллерийский обоз. Теперь в его распоряжении имелось литейное производство, изготавливающее боеприпасы и орудия, и мастерская, где чинили ружья. Он принудил марсельские власти доставить ему тысячи набитых песком мешков. Для этого понадобились большие способности к управлению. Свою роль сыграли и угрозы, пущенные в ход офицером-якобинцем в период террора. К концу осады Наполеон командовал почти сотней пушек и мортир, сведенных в одиннадцать батарей.

Наполеон получал мало помощи от Карто, которого стал презирать и которого к 11 ноября Саличетти и Гаспарен сумели заменить генералом Франсуа-Амеде Доппе. Последний, впечатленный своим командующим артиллерией, докладывал в Париж: «Я неизменно нахожу его на позициях; когда ему нужен отдых, то он, завернувшись в плащ, ложится на землю. Он никогда не оставляет батарей»{157}. Восхищение, однако, не было взаимным. Во время атаки на форт Мюрграв 15 ноября Доппе слишком рано приказал отступить, и Наполеон, возвратившись на свой редут, бушевал: «Наш удар по Тулону не попал в цель из-за этого ‹…› [слово опущено еще в XIX веке], который велел сыграть отбой!»{158}

На батареях и редутах под Тулоном Наполеон проявил немалую храбрость. Однажды он поднял банник, испачканный кровью убитого рядом артиллериста, и помог заряжать и стрелять. Наполеон считал, что именно тогда он заразился чесоткой. «Всего через несколько дней я обнаружил, что страдаю от яростного зуда», – позднее рассказывал он о своей «ужасной болезни»{159}. Кожное заболевание сопровождало Наполеона в Италии и Египте, и излечился он лишь в 1802 году, когда врач Жан-Николя Корвизар применил серные ванны и, «наложив на грудь три нарывных пластыря… вызвал благотворный кризис. Прежде я неизменно был худощав и бледен, а после этого у меня всегда было хорошее здоровье»{160}. Некоторые историки сомневаются в том, что кратковременный контакт с кровью на баннике вызвал такие последствия, но Наполеон мог воспользоваться и перчатками покойника, а это делает заражение дерматитом гораздо вероятнее[16]{161}.

Во время атаки на внешний форт, защищавший Мюрграв, артиллерист-англичанин ранил Наполеона, «вогнав пику» ему в левое бедро. Наполеон пытался проникнуть на батарею через амбразуру. К счастью, в этот самый момент подошли подкрепления. Много лет спустя Наполеон демонстрировал врачу «очень глубокий цикатрикс [шрам] над левым коленом» и вспоминал, что «хирурги раздумывали, не придется ли в итоге провести ампутацию»