Наполеон Великий. Том 2. Император Наполеон - страница 7

Передовые люди разных стран, узнав о коронации Наполеона, разочаровались в нем. «Быть Бонапартом – и стать императором! Так опуститься!» – восклицал замечательный французский писатель, публицист, автор «Памфлета о памфлетах» Поль Луи Курье[42]. Так же отреагировал на коронацию Наполеона юный 21-летний Симон Боливар – будущий вождь трех революций в Южной Америке, национальный герой Боливии (страны, названной его именем), Колумбии и Венесуэлы. Он был свидетелем коронационных торжеств в Париже 2 декабря 1804 г., а много лет спустя так вспоминал о своих юношеских впечатлениях: «Я боготворил Наполеона как героя республики, как блестящую звезду славы, как гения свободы. Я не видел в прошлом никого, кто бы мог с ним сравниться. Мне казалось, что и в будущем не сможет появиться подобный человек. Но с того дня, когда Наполеон провозгласил себя императором, для меня он превратился в двуличного тирана»[43].

Напомню читателю, что величайший композитор того времени Людвиг ван Бетховен, посвятивший генералу Бонапарту свою бессмертную 3-ю («Героическую») симфонию, после коронации Наполеона изменил посвящение: «Симфония в честь памяти великого человека». Республикански настроенные поклонники Наполеона теперь противопоставляли его Джорджу Вашингтону, первому президенту США, который отказался от короны и тем самым еще выше поднял себя в глазах своей нации и всего человечества. Наполеон знал если не все, то почти все об откликах на провозглашение его императором. Из всей бездны этих откликов он математически выделил для себя главное: итоги народного референдума – 3 572 329 против 2569, поэтому он был снисходителен к редким протестам против его коронования. Когда, например, некоторые студенты Политехнической школы в Париже демонстративно отказались подписать поздравления с его коронацией и были за это арестованы, а список их полиция представила Наполеону, он увидел, что в списке стоят фамилии лучших из студентов, и сказал: «Я не могу выгнать первых воспитанников. Жаль, что они не последние. Оставьте это дело!»[44]

В самой Франции практически все проявления недовольства императорским статусом Наполеона утихнут после самой блистательной из всех, более чем 50, его побед над войсками феодальной коалиции в битве при Аустерлице. «Народ тогда, – по свидетельству Стендаля, – с удовлетворением отметил, что эта победа одержана 2 декабря, в первую годовщину коронования. С тех пор никто во Франции уже не возмущался этой (коронационной. – Н. Т.) нелепой церемонией»[45].

Зато европейские монархи восприняли коронацию Наполеона как преступную и оскорбительную для достоинства каждого из них акцию. Поскольку «маленький капрал» не был наследным принцем хоть какой-нибудь из монарших династий, он, как они полагали и как писал об этом (соглашаясь с ними) Вальтер Скотт, «ски похитил» императорскую власть и, стало быть, провозглашение его императором «совершенно недействительно»[46]. Выходило, что худородный «разбойник» с дикого острова вставал как бы вровень с ними, августейшими государями, помазанниками Божьими, и они по ритуалу, принятому среди монархов, должны теперь обращаться к нему как к равному: «государь, брат мой…». Этого «августейшие» стерпеть не могли. Учитывая, что коронование Наполеона совпало по времени с провозглашением империи на негритянском острове Сан-Доминго, кн. А. Н. Голицын во всеуслышание, в присутствии Александра I сострил: «Императорское общество становится не совсем приличным»