Напомни мне умереть - страница 26

– Давай, давай… ну, а третья? Третья, что? – процедил Тим, сжав руки в кулаки. – Дай угадаю: пить начала? По мужикам шлялась? В СВОИ ТРИ ГОДА?! Сссука… – он сжал челюсти с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть, и зубы скрошатся в мелкие осколки.

– Вот Сонечка хорошая девочка была. Хорошая она, только вот рядом старшего брата не оказалось. Глядишь, хорошо бы все было… – ее голос задрожал, слезы покатились по впалым щекам.

Тим сжал пальцами глаза, шумно вдохнув, затем резко отдернул руку и, слегка наклонившись в сторону матери, произнес:

– Твое место там, где сейчас твой жирный ублюдок. Ты виновата ничуть не меньше. Даже больше, потому что позволила, – его голос сорвался на шепот, слезы все же вырвались наружу. Впервые за много лет.

Тим брезгливо осмотрелся. А чем ЭТО отличается от того, как он сам живет сейчас? Те же бутылки и грязь. Те же пьянки и непонятные компании. Он ничем не лучше своей матери. Абсолютно такой же, только пока никому ничем не обязан и ни за кого не несет ответственности. Парень развернулся и направился в сторону спальни, которая когда-то была его личной комнатой. Потом Лени. Потом Соньки.

Все выглядело как раньше. Казалось, даже самые мелкие вещи остались лежать так, как он их когда-то оставил. Добавилась лишь видавшая лучшую жизнь детская кроватка и пара сломанных игрушек. Все Ленькины вещи переехали с ним в детский дом, когда мать лишили родительских прав незадолго до рождения Соньки. Почему они позволили второму ребенку остаться в этой семье? Почему не забрали вслед за братом? Только слепой бы не заметил, что мать лишь строила из себя «все осознавшую, любящую и заботливую». Ненадолго ее хватило. Но хватило для того, чтобы инспекция отстала.

Тим облокотился на хлипкие бортики детской кроватки и опустил голову. Слезы капали на замызганное детское одеяльце. Слезы обиды и вины. Он должен был предотвратить это. Должен был сделать хоть что-то. Мог приезжать чаще или вообще остаться, чтобы присматривать за сестрой. Но обида на мать не позволила ему вмешаться.

Надо было грохнуть тогда в детстве этого ублюдка. Идиот.

Варя

Варя шла с Тимом по мосту, держась за руки. Девушка чувствовала, что он то и дело уходит чуть в сторону, пытаясь приблизиться к краю, но она одергивала его, притягивая к себе. Парень послушно возвращался, но затем его будто невидимая сила снова тащила в сторону. В этот раз не было ограждения: мост просто обрывался. Стоит только сделать шаг, и пути назад не будет.

– Отпусти меня, – сказал Тим. Варя еще крепче вцепилась в его руку, и ей захотелось плакать. Казалось, если она хоть на секунду расслабит пальцы, то потеряет его. И вообще все на свете. Сойдет с ума.

Внизу шумел настоящий шторм. Словно это и не река вовсе, а целый океан: черный… кипящий… мертвый. Он рычал, ядовито шипел, предвкушал грядущую добычу, спешащую в его мокрые ледяные щупальца.

– Отпусти, – Тим смеялся, будто не знал, какой ужас ждет его там, внизу. Варя еще не видела его таким счастливым. Казалось, она знает его всю жизнь. Девушка вгляделась в его лицо и не смогла понять, кто это: Тим… или Лешка? Никак не получалось разглядеть. Ему было весело, а девушке становилось жутко. С неба начал лить дождь, его рука намокла и стала скользкой, удержать было все сложнее.

– Ты утащишь меня за собой! – беспомощно закричала она и схватилась за парня обеими руками, но его ладонь выскользнула. Варя попыталась уцепиться за кожаную куртку, но та вдруг исчезла, и девушка ухватила лишь воздух. Тим, или это был все же Лешка, шел прямо к краю, она бежала за ним, но не могла догнать, не получалось ускориться. Океан оглушал своими воплями. Он ликовал, шлепал мерзкими черными щупальцами по волнам.