Я не успеваю даже бегло просмотреть текст: слух улавливает отчетливый звук поворота ключа в замке.
Взгляд мечется по спальне. Доли секунды всего, но жуткая мысль уже пронзает сознание — бежать некуда!
Закрываю шкаф, так и не задвинув ящик обратно, только папку успеваю в него обратно засунуть.
На большой кровати по-прежнему белье По, а еще моя сумка и плащ.
Дверь захлопнулась, я слышу медленные тяжелые шаги, которые отдаются в моей голове жутким гулом.
Хватаю свои вещи и практически падаю на пол. На мое счастье, кровать высокая, и пусть с трудом, но я успеваю под нее залезть.
Я почти не соображаю, что происходит, страх такой, что не могу и даже не хочу дышать.
Шаги приближаются, а я зажимаю себе рот, чтобы не закричать от ужаса. Свет, господи, свет же включен. И в прихожей, и… здесь.
Жизнь остановилась, времени больше не существует, а я…
Я вижу, как отворяется дверь в спальню, вижу черные высокие кроссовки, больше похожие на армейские ботинки. Мужские кроссовки.
Они замерли у входа, а потом сделали всего несколько уверенных шагов.
Прямо ко мне.
21. Глава 20
Я не дышу, не слышу ударов сердца, не ощущаю собственного тела. Меня просто нет, есть только тяжелые черные кроссовки.
Он стоит в нескольких сантиметрах от моего лица, я вижу даже полоску грязи на левой подошве.
Время застыло и совершенно отказывается оживать. Он все стоит, не двигается. А я не дышу, дико боюсь, что он сейчас наклонится и увидит меня.
Когда он делает шаг в сторону комода, мне кажется, что мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Судя по звуку, открывает ящики, что-то ищет.
И снова тишина.
Чувства начинают постепенно возвращаться ко мне — уже ощущаю в сжатых пальцах плащ и сумку.
Мобильный! Молюсь, чтобы никто мне сейчас не позвонил и не отправил чего в мессенджеры.
Черные кроссовки медленно останавливаются напротив шкафа, он отодвигает дверь. Я не вижу, но прекрасно слышу его движения. И точно знаю, что он делает.
Считаю про себя, чтобы время, наконец, появилось. Один, два, три, четыре, пять, шесть…
На счете «одиннадцать» вижу закрывающуюся дверь шкафа, снова шаги.
Господи, он… уходит?
Крепко сжимаю челюсти: тело оживает от оцепенения, и я боюсь, что сейчас начну лязгать зубами.
Шаги приближаются к двери, останавливаются. А потом все погружается в полутьму. Лишь немного света из прихожей проникает в спальню, и от этого становится еще страшнее.
Снова удаляющиеся шаги, я не могу пошевелиться. На «тридцать семь» становится совсем темно — слышу, как открывается входная дверь, щелкает замок.
Я лежу, не двигаясь, под кроватью, вылезать оттуда и хочу отчаянно, и дико боюсь. Тело затекло — я это только сейчас осознаю. Пытаюсь медленно подвигать плечом, сначала правым, потом левым, руки дрожат.
Я не знаю, сколько пролежала под кроватью — пять минут или час, все боялась, что он вернется или что вообще никуда не ушел, а спрятался внутри и ждет, когда я выйду.
Риша! О чем ты вообще думала, придя сюда?! Безумие же полное!
Надо было взять с собой кого-нибудь, Максиму надо было все рассказать! Его это точно касается. Господи, По! Зачем тебе понадобился Генварский? Вряд ли все это белье вкупе с наручниками и «презиками» для него!
Эти мысли, как ни странно, помогают. Надо выбираться отсюда. Если он остался здесь, все равно поймает меня.
Выползаю медленно из-под кровати и прислушиваюсь. Тишина. Ничего не изменилось. Тихонько подхожу к двери, боюсь, что открою ее и увижу его в темноте.
