Ноги шлёпали по лужам, капли били по лицу, город провожал. Махал ему на прощание своими краткими деревьями. Да, конечно, в нём творить ему не дадут. Он бежал, не только потому что знал, что не сможет без своего дара. Было много причин. Также как с душой памяти. Цепь из тяжёлых причин заставила его полностью зачеркнуть свою жизнь и сообразить себе новое начало.
Как дикий волк, сорвался он с цепи, не оглянулся, побежал на волю…
Чтобы не потерять в дороге своё лицо, нужно приобрести обновлённое. Мы всем показываем маски, и лишь ближайшим истинные лица. Но, если роли поменять местами, то не знаю, возрадовались бы все или ужаснулись…
Представлял в голове свой путь: как будет покорять весь мир – не своим даром, а своей дорогой. Предвкушал свои возможности и размышлял, сколько нарисует душ, и, как они изменят мир. Знал, куда отправится в первую очередь – любой, кто близок художнику, имел бы шанс догадаться с первой попытки. Но теперь не проверить.
И это не в какой-то далёкой стране, а в своей, родной и горячо любимой.
Денег было много, но путь свой начал он ногами, и никакой кареты не снимал.
Потёртые, светло-серые джинсы; чёрная, кожаная куртка; белый свитер с острым вырезом и бирюзовые кеды – скромно, но выделяться не его удел, хоть и причёска бросалась в глаза своей выразительностью с ровно поставленными шрамами – школьная драка закончилась его победой, но в дело был пущен нож и оставил ему свои ровные отметины, чтоб никогда не забывал.
В ушах наушники, любил мечтать под музыку. Из музыки любил всё, что для него красиво звучало или трогало какие-то струны души. Для него важнее мотив, чем мелодия.
Городские окрестности провожали его, не тоскуя и не плача, наивно надеясь, что он когда-нибудь вернётся. В них не было красоты, как и в любых окрестностях современных городов, будь они большими или маленькими, но после долгих расставаний, они любому покажутся прекрасными.
На востоке тучи собирались в единую стаю, но не желали заливать людей дождями – только припугнуть, чтобы не расслаблялись. Жарой это место не славилось, а дожди – привычное дело, потому никто здесь не жаждал их и не ждал.
Художник же шёл на запад, видел в нём просвет.
Дождь шёл лишь в самом городе. Переступив его черту, для художника дождь прекратился. Он оглянулся, посмотрел в глаза стене дождя, отвернулся и ушёл…
Каждый шаг от родного дома дарил облегчение душе и свободные стуки сердцу. Было едкое и немного обидное чувство, что всю свою жизнь он был пленённым и лишь сейчас догадался об этом. Снял цепь златую и браслеты, не в них сияние всех звёзд, не в них величие планеты, не в них закаты и рассветы самых красивых в мире слёз.
Освободиться от оков четырёх стен это одно и то же, что открыть в себе второе дыхание, что силой своей превосходит первое. В данном случае вступает в игру парадокс и выстраивает свои собственные правила, где, испугавшись первых, не становятся вторыми, где ямы, как вершины, а горы, как обрыв.
Художнику сразу же вспомнилась старая история про остров, суша которого была полностью, от берега до берега, глубокой ямой. Как он не утонул? В этом одна из фишек этой истории.
Океан вокруг острова был тихим и спокойным, вода – сплошная гладь и не имела права, даже на одну волну, потому остров был непотопляемым.
Люди жили в этой яме и не знали бед. Никто из них не работал, никто из них не пахал, но ни в чём никто не нуждался. Почему? Потому что они дожили до того, что единственной их потребностью осталась, лишь еда, а она каким-то чудом падала на них с небес. Задуматься, что это за чудо такое, они не пытались. Зачем? Они все в голос говорили: «Падает и падает. Ну и пусть, что на землю! Ну и пусть, что всё мясо в грязи, и, как псы, мы его пожираем!».
