Но тут началось нечто непотребное и невероятное… Леди Ляля отдала ребенка мужу и, ни слова не говоря, принялась стремительно раздеваться догола, как будто одежда жгла ей кожу. При этом она не теряла какого-то врожденного достоинства. Оглянувшись по сторонам, я увидела, что ее примеру последовали почто все присутствующие на берегу девицы: и те, что прибыли с нами, и те, что встретили нас здесь. И даже более того, было видно, что если бы не ребенок на руках, сам Сергий ап Петр подхватил бы инициативу примеру своей супруги. По крайней мере, Виктор торопливо раздевался вместе с остальными. Еще мгновенье – и леди Ляля, а также прочие окружающие ее девицы с визгом кинулись в воду рядом с кораблем и принялись с шумом и визгом плавать, нырять и плескаться в теплой прибрежной воде. Вот одна из темнокожих девок, (кажется, младшая жена князя), торопливо поплескавшись вместе со всеми, выскочила на берег, и, как есть, – голенькая, с каплями воды, застывшими на смуглой гладкой коже, – подбежала к Сергию ап Петру и взяла у него из рук малыша. По-моему, ребенок даже не проснулся, а князь стал сдирать с себя одежду теми же стремительными движениями, какими незадолго до этого разоблачались его подданные. Я смотрела на него искоса, чуть опустив ресницы, а потом и вовсе отвернулась в сторону – когда, скинув штаны, он с воинственным трубным кличем кинулся в воду.
– Что это такое?! – прошептала я, обращаясь к отцу Бонифацию. – Неужели эти люди внезапно сошли с ума?!
– Да нет же, леди Гвендаллион, – ответил тот, – вы просто невнимательно слушали рассказы нашего доброго друга Виктора. То, что вы наблюдаете – это так называемый ритуал совместного вечернего купания. Практикуется только летом, когда тепло и нет риска заморозить в холодной воде самые важные мужские и женские органы. Обратите внимание: люди только купаются вместе, и ничего больше. Конечно, по меркам нашей христианской церкви все это ужасный грех, но не стоит забывать, что сейчас еще идет шестой день творения, а следовательно, местные люди еще безгрешны и одежды свои носят не из стыда, а лишь для прикрытия тела от холода.
– Но мы-то, отче, христиане, а потому не безгрешны… – пролепетала сказала я, – мне ужасно стыдно смотреть на это купание, но я не могу отвести от него глаз…
Не знаю, что собирался ответить отец Бонифаций, но тут леди Ляля и несколько темнокожих красоток, остановившись по пояс в воде, принялись что-то кричать тонкими птичьими голосами и махать руками, явно приглашая нас присоединиться к их забаве. Они выглядели как русалки-ундины, которые своими прелестями заманивают случайных прохожих в глубокие омуты. Было в этом что-то колдовское и притягательное. Я-то смогла удержать себя силой воли, хотя руки уже тянулись к подолу, чтобы скинуть платье через голову, а ноги уже были готовы бежать туда, где творится колдовской ритуал, а вот молоденькие девчонки не выдержали, и в их числе моя Шайлих… Да и как она могла устоять, когда сам Виктор, красивый как римский бог Аполлон, улыбался ей и махал рукой, приглашая присоединиться к забаве? Она, моя доченька, первой развязала пояс и потянула через голову грубое шерстяное платье, обнажая белое, как сметана, тело, кожа которого никогда не видела солнца. И лишь потом за ней эти движения повторили другие девицы. Торопливо они сбросили одежду и бросились к воде, откуда им призывно махали руками коварные ундины.
