Даже некогда роскошная гостиница „Метрополь“ была загажена до невероятия. Постоялец Г. А. Соломон наблюдал, как женщины, ленясь идти в уборные со своими детьми, держали их прямо над роскошным ковром, устилавшим коридоры. Женщины тут же вытирали детей и бросали запачканные бумажки на ковёр.[382]
Горожанам всё чаще приходилось справлять нужду в тару и выплёскивать её содержимое из окна во двор. Другие испражнялись там, где их настигал зов природы. Многим запомнилось бесстыжее мочеиспускание прохожих прямо на улицах и проспектах.[383]
Художник Ю. П. Анненков вспомнил характерный случай. Зимой, в предутренний снегопад он шёл по центру Петрограда. Широко расставив ноги, скучающий милиционер с винтовкой через плечо пробивал жёлтой мочой на голубом снегу автограф: „Вася“.[384] Другой очевидец, бухгалтер Иван Ювачев, отметил, что каждый раз выходил по нужде на улицу. Ювачеву поневоле приходилось испражняться прямо на снегу и подмываться снегом.[385]
Расстройство водопровода и канализации представляло для жилищно-коммунального хозяйства РСФСР громадную проблему. Приостановка работы дворников лишь усугубила засорение. Дворники перестали толком выполнять свои обязанности ещё после Февральской революции. По утверждению современников, улицы не чистились месяцами.[386]
После Октября, всеобщего бойкота и ставки большевиков на младших служащих и техперсонал дворники осмелели ещё больше.[387] Они перестали скалывать лёд и посыпать улицу песком. Это вело к многочисленным падениям и травмам.
Так журналист издания „Газета для всех“ с досадой сетовал на то, что в середине декабре 1917 года „товарищам“ дворникам нельзя было ничего сказать.[388] По словам автора заметки „Люди падают“, дворники стали очень обидчивы: „Попробуйте, скажите, какому либо Ваньке, иль Петрухе, чтобы он песочком, аль там золой тротуарчик посыпал, он вам такую 'нотацию' прочтёт и такими словами что… лошади покраснеют.“[389]
Позже дворники были упразднены советской властью. Это утончённое новшество в сочетании с аварийным состоянием водопровода и канализации погрузило города в ещё большую пучину снежных заносов, грязи и смрада.[390]
Народу поневоле пришлось пожинать плоды бесхозяйственности властей. Экскременты лежали в подворотнях, на улицах и в парках. Во многие трамвайные будки было невозможно зайти, так как в них возвышались груды испражнений. Будки превращали в нужники.[391]
Как отметила мемуаристка М. Д. Врангель, нечистоты, мусор, грязная вода выбрасывались куда попало, на лестницу и во двор. Врангель добавила, что вся эта прелесть накапливалась и превращала город в клоаку, несмотря на устройство всевозможных санитарных „дней“ и „недель“ – повинностей для истерзания буржуев.[392]
В декабре 1919 года нарком торговли и промышленности Л. Б. Красин писал жене за границу, что все опростились донельзя, и внешний вид Москвы и Питера убил бы её своим убожеством.[393] При этом Петроград настолько пострадал от войны и блокады, что давал фору всей России.[394] По словам писателя В. Б. Шкловского, он был грязен как старый больной, который лежит и делает всё под себя.[395]
Москва уверенно держала второе место. В официальном издании столичного Совета „Красная Москва“ за 1920 год авторы признали, что в большинстве владений домовая канализация и санитарное состояние канализованных владений столицы пришли в полный упадок. Канализационные сооружения были изломаны, не имелось полного комплекта всех приспособлений (например, промывных). Трубы были пробиты при прочистках и так далее.
