Народные песни - страница 3



                               Тащите, вопите скопом,
                               Умоляете не покидать, вернуться.
                               О жители ада, болезные, грешные,
                               Родные Мои чада!
                               Не постигаю – как мы с вами
                               Умещаемся-то на этом гиблом месте,
                               Очам ангела почти незримом,
Малюсеньком, меньше
Среза паутины, тленней пепла,
Площе комариного писка, ничтожней ничто?
Чем мы еще здесь живы, – не ведаю!
Вы ведаете, вы, – ответственные
За Меня, Которого приручили».

«Они ему: бачка, куда ты, полночь, и вьюга метёт…»

             Они Ему: Бачка, куда Ты, полночь, и вьюга метёт!
             А Он им: Я должен идти, иначе весна не придёт.
             А Пётр: и я с Тобою! не место мне тут, у огня!
             А Он: какого ты духа, не знаешь, и о! не держи Меня.
             Они: худы наши нарты, и нет, чтобы впрячь, собак.
             А Он им: не беспокойтесь, Я отправляюсь так.
             Они: патроны и спички в мох сухой заверни!
             А Он: Мой сугрев и пища – Отцовы глаза-огни.
             Они: ну куда Ты в урманы, в курумник – ноги ломать?!
             А Он: кто Меня послушает – тот мне братья и мать.
             И всем напоследок спирта в кружки Он щедро налил,
             И сочною строганиной напоследок всех угостил.
И самый младший заплакал, за парку Его ухватясь,
             А Он : вытри сопли, бойе! гляди, чтоб костёр не угас.
             И Он ушел за весною, туда, где вечная мгла
             (А двенадцатого схватились, когда уж весна пришла).

Преподобный иоанн дамаскин говорит:

Пусть мудрец – только муха, влетевшая в огромное ухо слона,
Но все трое ведают: священна всякая плоть.
Ей престолом поставил четыре угла, яко во́лною дску отбелил
(Реял кистию Дух, аллилуйей гремела великая тишина),
Алым золотом, утлою вохрою, жженою костью любви плоть выводил
Иконописец-Господь.
МЫ ОТВЕЧАЕМ:
Мы почти до левкаса разрушили весь живописный слой,
До основы растлили священную плоть.
И любовных сплетений Вида и Имени некому ныне постичь:
Нас смывает квасцами ревущей воды живой
И заносит над голой доской новой прориси молниевидный бич
Реставратор-Господь.

Бегство

Некто из народа сказал Ему: Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство.

Он же сказал человеку тому: кто поставил Меня судить или делить вас?

(Лк. 12:13,14)

Олегу Усенкову

1
                           Эй, вставай! уйдём из дома до утра порану!
                           Алой рожью колосится степь за Иорданом.
                           Гадаринской ночи очи уж посизовели, —
                           Убежим, покуда хлопы господарство делят.
                           Ворошат клуни, коморы, с крыш рвут солому, —
                           Пока нас не увидали, дети, геть из дому.
                           Ну-ка тише, словно мыши, босыми ногами,
                           Голову пригни пониже, проскочим задами.
                           Не возьмем с собой в дорогу ни сумы, ни хлеба, —
                           Подсади-ка, эй, небого! залезай на небо.
                           Да скорее, в чистом поле нас бы не застали!
                           Правсомольцы не напрасно вороных седлали:
                           Чуют соколы погоню, стелятся верхами,
                           Впереди их – комиссар с белыми глазами.