– А я пока побуду здесь, – добавила она. – Поем наконец пирога.
Вот только с какого начать? Она же купила по ломтику трех разных видов. Один с вишней, один с яблоком и еще один – самый крупный кусок – лаймовый.
– Мэм… С вами точно все в порядке?
Зазвучавшая в его голосе нотка искренней озабоченности оторвала Би от пирога, и она села, выпрямившись и резко вскинув голову, отчего стукнулась макушкой о стену из шлакоблоков.
– Я что, кажусь вам слегка не в себе?
Возможно, именно такое впечатление она и производила. Или, по крайней мере, – эксцентричной тетки в растянутых на коленках трениках и ушастых тапках, которая в буквальном смысле засовывает голову в бумажный пакет, вбирая в себя насыщенный запах углеводов, точно токсикоман – пары нитрокраски.
«Ну и хорошо».
Би невыносимо устала быть все время такой предсказуемой, такой сосредоточенной на деле и благоразумной. Пора уж сделать перерыв.
– Да нет, – ответил офицер Купер. – Но, может быть, вы… ненароком оступились и ударились обо что-то головой?
Би отложила пакет.
– По-вашему, у меня какие-то проблемы… по части неврологии?
Если честно, она даже не сомневалась, что Чарли Хаммерсмит, главный исполнительный директор крупной рекламной компании Jing-A-Ling, равно как и другие пятеро мужчин-руководителей, нечто подобное и предположили, когда она им велела засунуть эту работу себе в зад.
– Вы знаете, где находитесь? И какой сейчас год? И какой сегодня день недели?
– Не знаю. Но на трусах у меня написано «Вторник», так что…
Купер снова рассмеялся, и на сей раз Би заметила, как в уголках глаз у него появились тонкие морщинки, отчего он стал выглядеть немного старше. И Би сразу сделалось чуточку легче в связи с ее недавними непристойными мыслями.
– А у вас что, на трусиках всегда написан день недели?
Господи боже! От того, как этот парень произнес слово «трусики», Би почувствовала непривычное, приятное покалывание, пикантно пробежавшее по телу. Совсем не так, пожалуй, она должна была бы ощущать себя в камере захолустного полицейского участка в заднице мира, штате Колорадо, причем общаясь с копом, который собирался повесить на нее сразу несколько нарушений городского устава.
В том, как это слово слетело с его языка, было что-то неприличное и совершенно плотское, мужское.
– А что такого? Вы что, никогда в жизни не носили трусы с днями недели?
– Носил, естественно. Когда мне было лет пять.
– Да, но у меня – дизайнерский вариант.
– А! Ну тогда, конечно. – Он ухмыльнулся, и в его усмешке ощущалось нечто греховно-шаловливое. Прямо повеяло Дином Винчестером. – Это совсем другое дело!
И черт возьми, но от этой ухмылки сердце Би радостно подскочило, а губы изогнулись в ответной улыбке. Не успев взять себя в руки, она спросила:
– А вас как зовут?
– Офицер Купер, – ткнул он пальцем в значок на груди. – Забыли?
Би уставилась на него:
– Я имею в виду ваше имя.
– Простите?.. – Он притворился оскорбленным. Вообще, Би показалось, что этот человек был слишком невозмутимым, чтобы принимать что-то очень близко к сердцу. – То есть я должен сообщить вам, как меня зовут, а вы взываете к Пятой поправке?
– Да, несладко вам приходится, верно?
В ответ он хохотнул – совершенно умопомрачительным, бархатистым смешком. И это подействовало на нее еще убийственнее. «Бог ты мой, какой же он… неотразимый».
– А вы довольно хороши собой.
Полицейский снова рассмеялся, качая головой:
