– Перехожу дорогу в неположенном месте. Арестуйте меня!
– Мэм…
Она вновь протянула к нему руки:
– Посадите меня в «обезьянник».
Тут уже, не в силах сдержаться, Остин запрокинул голову и расхохотался.
В «обезьянник»? Дамочка явно пересмотрела телевизор!
– Мэм, насколько мне известно, большинство людей как раз стараются любой ценой избежать того, чтоб оказаться за решеткой. Что с вами стряслось?
– Я нарушаю правила, – заявила женщина. Сперва она слегка нахмурилась, словно не уверена была в таком определении своих действий, но потом кивнула, видимо, решив, что это вполне годится. – Точно. Отныне я нарушительница правил.
«Отныне?»
Неожиданно она вернулась к Остину, поднялась на тротуар и, подступив к нему почти вплотную – вторгнувшись в его личное пространство, – толкнула в грудь:
– Я сделаюсь самым жутким твоим кошмаром, парень.
Обычно, когда какой-либо гражданин пытался на него агрессивно наскакивать – даже здесь, в Криденсе, где он знал всех до единого, – у Остина в мозгу сразу звучали сигналы тревоги. Его учили всегда быть начеку и близко к себе не подпускать никаких представителей населения. Однако почему-то эта женщина совершенно не воспринималась им как угроза.
Более того, Остину сейчас, как ни абсурдно, хотелось от души расхохотаться.
– Офицер Купер, – поправил он дамочку, указав на свой нагрудный знак.
Кивнув, женщина повторила:
– Офицер, – и толкнула в грудь, – Купер. – Толкнула еще раз.
С такого близкого расстояния он хорошо мог разглядеть эти необыкновенные, переливающиеся, зеленые глаза и манящие пухлые губы, крошечные морщинки вокруг глаз. Она была немного старше его, успел осознать Остин, прежде чем его осенила другая догадка: никак от этой дамочки припахивало… пивом?
Он немного отступил:
– Мэм, вы что, пьяны?
– Что? – раздраженно сверкнула она глазами. – Нет, конечно. – Но тут же выражение лица у нее переменилось: – Ах да, погодите… Я действительно пила пиво на завтрак. Но я нисколько не пьяна.
– Вы пили на завтрак пиво? – Теперь у Купера начала вырисовываться картинка.
Она кивнула, вновь внезапно приняв свой задиристый образ.
– Ну да. А знаете почему? Потому что я нарушаю все правила. – Тут же на его глазах незнакомка вновь изменилась в лице. – Погодите… – прищурила она один глаз. – А ведь появление на публике в нетрезвом виде противоречит закону, верно?
Остин кивнул и на ходу сочинил несколько цифр:
– Муниципальное постановление один-восемь-два, тире девять.
– Ну, в таком случае – я пьяна. Я в стельку пьяна, оциффер. Я отказалась сообщить вам свое имя, я переходила улицу в неположенном месте и появилась пьяная в публичном месте.
И, дабы усилить впечатление от сказанного, женщина рыгнула, причем довольно громко.
Боже милостивый! С ее впечатляющим умением рыгать, непослушными растрепанными волосами, видавшей виды одеждой, весьма сомнительной обувью и пивом на завтрак эта колоритная особа казалась пылкой ночной мечтой какого-нибудь неопытного мальчишки-студентика. Остин Купер никогда не был членом мужского студенческого братства, и все же он солгал бы, если б не признал, что сам от этой женщины слегка завелся.
– Я правонарушительница, – продолжала она, – и ваша обязанность меня арестовать. – И она опять протянула к нему руки.
Остин вздохнул. Он в жизни не встречал человека – будь то мужчина или женщина, – который бы так настойчиво стремился попасть за решетку.
