– Привет, – произнёс он еле слышно и улыбнулся как-то нелепо, неестественно, сделав невероятное усилие, чем определённо тщетно сдерживал себя, гасил некий безумный порыв.
– Кто там, Тейлор? – слегка раздражённо спросил Уилл.
– Эдди Масгроув, – ответила я, сбитая с толку таким внезапным визитом. Мне стало страшно обдумывать причины, что могли проложить ему дорогу сюда. Он знал, где теперь я жила после смерти матери, не находя повода взять и вырваться из опостылевших стен, объясниться перед Уиллом. Эдди знал, но никогда не навещал меня, не интересовался прямо, из чего состояла моя нынешняя перепутанная жизнь. И во второй раз за три года тогда, две недели назад, между нами завязалось скверное подобие разговора, оборванного так же быстро, как и наши отношения, зарубленные криками и обидами.
– С ума сойти, Эдди! – оживлённо воскликнул Уилл, отбросив кроссворд и поднявшись с дивана. Они не были ни друзьями, ни хорошими приятелями, но достижения Эдди его радовали, как собственные, а частое мелькание обладателя стольких престижных наград на страницах журналов, неутихающая шумиха вокруг его имени сыграла с Уиллом забавную шутку. Он начинал думать, что прекрасно знаком с Эдди, и потому его появление воспринял спокойно, с лёгким удивлением, не допуская никаких унизительных подозрений. Наша странная связь с Эдди осталась тайной, неизвестной одержимым журналистам, скрытой и от Уилла. С каждой минутой этого абсурдного существования я будто с бешеной скоростью выкапывала могилу, в которую загоняла свою трещавшую совесть. А следом и саму себя… – Какой приятный сюрприз! Что ты здесь делаешь?
– Я проезжал мимо, – натянутая улыбка говорила о поддельном дружелюбии, а ему явно меньше всего сейчас хотелось изображать тёплую приветливость. Что-то продолжало грызть его изнутри. – Решил пожелать Тейлор удачи на съёмках нового фильма.
«Что ты несёшь, Эдди?!» – уверена, это отчётливо читалось в моих изумлённых глазах.
– Тей, ты постоянно умудряешься скрывать от меня самое главное. Я ничего не слышал о новом фильме! – рассмеялся Уилл с такой ранящей беспечностью, что я с трудом подавила желание признаться во всём сию же секунду, чтобы больше не мучиться. Но прежде, чем я открыла рот, в гостиной громко зазвенел мобильный телефон, и Уилл, попросив прощения, отошёл ответить на звонок.
Я утонула в настигшей меня чудовищной беззащитности. Сердце заколотилось в мольбе о пощаде, в висках больно застучало. Эдди резко потянул меня за руку, вытащил на крыльцо, решительно захлопнул дверь. Схватил за волосы и так крепко поцеловал в губы, так жёстко, свирепо вжал в закрытую дверь, что я едва не потеряла сознание от парализующего страха и странного, жгучего наслаждения, освобождающего от мрака удушающей лжи. Меня будто вытолкнули из иллюзии, разрывающей на части, разом наполнили всем, что было утрачено и забыто. Так захлёстывает бушующая волна, и шторм вращает в вихре, с которым бессмысленно бороться. Дыхание сбилось, голову ломило от неистовой бури пылающих чувств. Я целиком оказалась скована цепью растревоженной страсти.
Он целовал, прикусывал мои губы с невыразимой жадностью, а я сжимала его напряжённые плечи, то ли отталкивая, то ли обнимая и призывая продолжать.
– Эдди… – прошептала я, не узнавая звучания голоса, искажённого надрывом души, откликом возбуждённого тела на непозволительную выходку. Воспламенилось желание с горьким привкусом предательства. Мысли спутались подобно тысячам нитей. – И что теперь, станем лгать, будто давно мечтали об этом?
