В отличие от меня Дарелл одет в нормальный костюм и выглядит достаточно солидно, чтобы полицейский отступил на пару шагов в сторонку и позволил нам поговорить. Если мне снится кошмар, сейчас идеальный момент, чтобы пробудиться. Однако бетонные плитки под моими грязными ступнями, к сожалению, слишком реальны. Они шероховатые и твердые, такие не могут присниться.
Дарелл молча кивает. Возможно, ему тоже требуется какое-то время, чтобы привести в порядок мысли.
– Я должна была что-то предпринять, – поспешно объясняю я.
Он снова кивает.
– Порой приходится мириться с тем, чего не можешь изменить. – Он сочувственно похлопывает меня по плечу. – Иди домой, Эми.
– Но…
– Я все здесь улажу.
На сей раз киваю я. Остается только смириться. День прошел, шансы на успех закончились вместе с ним. И последняя соломинка: оказавшись на почти пустой парковке перед полицейским участком, я понимаю, что мой рюкзак с телефоном, деньгами и одеждой по-прежнему в раздевалке на пляже. Надо идти через полгорода. Босиком. И я иду. Надеюсь, после этого так устану, что засну немедленно.
Где-то на полпути, миновав Новембер-авеню, я прекращаю делать вид, будто держу себя в руках. Сжимаю кулаки, отпускаю на волю все свое самообладание и начинаю беззвучно плакать. На темных улицах ни единого человека, кроме меня. Солнце давно зашло, луна еще не взошла. Объятая темнотой, я на минуту начинаю верить, насколько бесперспективна на самом деле была моя задумка. И как горьки мои слезы, когда в лицо бьет холодный ветер, а отдельные слезинки ощущаются, как ледяные капли.
Прежде чем позвонить в домофон, я старательно заметаю все следы отчаяния – а именно вытираю нос и глаза рукавом мокрого гидрокостюма. Затем выжидаю еще пару секунд, чтобы совсем успокоиться, делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку.
Возможно, череда моего «везения» продолжится и соседки по квартире нет дома. Тогда придется ждать всю ночь на улице. Взгляд уже выхватывает ветхую скамью в нескольких метрах от дома. По счастью, после сигнала домофона дверь поддается внутрь, и я вваливаюсь на лестничную площадку.
Сверху доносится голос Фрейи, эхом отражаясь от стен.
– Где ты была? – кричит она, держась за перила и глядя вниз. – Что случилось?
– Долгая история, – отвечаю я, поднявшись на третий этаж. Затем протискиваюсь мимо соседки и хочу прошмыгнуть прямиком в ванную комнату в конце коридора, но, проходя мимо гостиной, где работает включенный на полную громкость телевизор, застываю как вкопанная. Как раз начались новости, и в анонсе показывают… меня! Уличная камера засняла, как я вбегаю в мэрию с огромным мешком мусора и спутанными рыболовными сетями. Затем видео обрывается, а в следующем кадре меня выводят из здания в наручниках. Полицейский крепко держит меня за руку и не замедляет шаг, когда я спотыкаюсь. «Двадцатилетняя студентка взяла штурмом мэрию Новембер-Бэй» – написано на информационной полосе внизу экрана. Голос из студии зачитывает ту же самую фразу.
«Я это сделала!» – думаю я и опускаюсь на пол перед буфетом, чтобы посмотреть, что еще они скажут. Однако… это что, все? Ведущий передает слово «погодной девушке» в облегающем коктейльном платье, и она восторженно сообщает телезрителям о предстоящей солнечной неделе.
Что? Нет, нет, нет!
– Эми? – Фрейя останавливается передо мной, и я смотрю на нее снизу вверх.
– Это все? А перед тем что-нибудь сказали? О том, почему я это сделала? Про Уолби?
