Я оборачиваюсь к Саше. Не хочу, но ради нее надо.
Сжимаю руль одной рукой и набираю. Он не отвечает. А я и злюсь и радуюсь одновременно.
– Да, Юра, здравствуй, – папа неожиданно отвечает.
– Пап, ты где сегодня? – назад уже не повернуть.
– На дежурстве. – Я даже выдыхаю. Это знак. Так должно быть значит.
– Пап, нужна твоя помощь. Я везу девушку, у нее планировались роды у вас на следующей неделе, но, кажется, начались сейчас. Лечащий врач и Валера уже едут, можешь, тоже там… быть?
– Кто?
– Елисеева Александра Сергеевна.
– Не помню фамилию. Диагноз какой? Патология?
– Тройня у нее.
– Ааа тройня, девочки, да? Тридцать четыре недели, правильно?
– Саш у тебя тридцать четыре недели? – переспрашиваю, она кивает.
–Да.
– Помню, обсуждали. Так, вези. Я встречу. Через сколько будете?
– Минут десять-пятнадцать еще.
– Схватки с какой периодичностью?
– Саш, схватки у тебя как часто?
– Я не знаю, – стонет в кулак.
– Она не знает. Но не постоянно.
– Давай, аккуратно езжай.
Отключаюсь. Снова красный.
– Мы успеем. Папа там, если что.
Я перекладываю Сашины бумаги, которые лежат у меня на коленях. Тридцать четыре недели. Это не сорок, про которые говорила Вика. С чего вообще эта цифра возникла? Что-то не сходится. Мы думали, что живот большой, поэтому сорок, а живот большой, потому что там три ребенка.
Саша так ничего и не рассказала. Эти документы уже были в моих руках. Тогда решил не лезть в ее жизнь, не нарушать тайну. А теперь… Елисеева Александра. Рост, вес, в феврале семь недель… Семь?
Сомнения и предложения снежным комом в лицо. Я ищу графу отец. Фамилии нет, только моя группа крови. Опять совпадение что ли?
– Саш, чьи это дети?
– Мои. – Огрызается и злится в ответ, – и ты, кажется, говорил, что по чужим документам не лазишь. Выхватывает у меня бумаги.
– Саша! – разворачиваюсь к ней
– Домбровский, можешь жить, как жил. Мне не надо ничего. Кота только моего верни.
– Да что я сделал?
– Тебе перечислить весь список? - кричит не сдерживаясь. – Ты меня бросил, ты папу моего посадил, теперь приезжаешь, целуешь, а живешь с другой женщиной. Этого мало? И не говори, что не так все.
– Не так все. Ты можешь сказать? – не выдерживаю и тоже повышаю голос. – Ты от меня беременна?
Замирает, смотрит.
– Ты их не заслуживаешь. – Как приговор и отворачивается к окну.
Твою мать. Мне сзади сигналят. Я трогаюсь.
– И помощь нам твоя не нужна, обойдемся как-нибудь. Это было мое решение. Я хотела ребенка. А то, что их отец такой м***к, не влияет на то, что я должна была делать аборт.
У меня будут дети. Трое. Лучше бы не спрашивал у нее. Лучше бы думал, что не мои. Дыхание сбивается, как будто это я рожаю. Чувствую, как ей не хватает кислорода.
Я и чей-то отец?!
Может быть, когда-нибудь, так для галочки, что вроде как надо, но не так. Не трех сразу, не дочек, не… все самые спрятанные страхи снова вылазят наружу. Саша права, я и ей больно сделал и им сделаю, если придется снова выбирать. А с моей работой – еще как придется.
Я не представляю, как другие с детьми. Валера вообще один воспитывал. Егор…
– Кто еще знает?
Онежа, конечно, значит и Егор. Валера? Рома?
Саша молчит.
Твою мать.
– И что? Никто не собирался мне говорить?
– Я попросила не говорить.
– Очень взрослое и грамотное решение.
– Уж конечно, взрослые только ты у нас умеешь принимать. Ты сам говорил, что не хочешь детей, тем более дочку. А у меня три. С чего бы что-то должно поменяться? – Сжимается и снова выгибается.
