Наш последний эшелон - страница 24
Прямо и справа – центр Кызыла, маленького, но столичного города. Как-никак, а центр автономной республики. Среди зелени тополей виднеются белые и красные пятиэтажки, несколько девятиэтажных домов, можно разглядеть и площадь с правительственными, мрамором облицованными дворцами и ярко-белым зданием театра; даже заметны блестки воды, бьющей из фонтана.
Вокруг города, словно защита, стены – высокие и крутые хребты. Иногда они создают ощущение надежности и уюта, а иногда давят, и кажется, что ты в западне, в мешке. Для многих с недавних пор этот город сравним с западней…
Сюда приезжали в основном в пятидесятые – шестидесятые годы из центральных районов страны поднимать хозяйство и культуру отдаленной молодой республики, строили, учили, обживали, а теперь нужно как-то выбираться, подаваться обратно – теперь это уже почти отдельное государство, и коренной народ – потомки Чингисхана, как выяснили местные ученые, выпускники ЛГУ, НГУ, – всячески доказывает, что он здесь хозяин.
…Володька жадно смотрел вокруг, глубоко, шумно дышал горячим, напитанным вяленой степной травой ветром. На лице радость оттого, что вынесли на террасу, что видит с шестого этажа так далеко вокруг, так сразу много. Но радость смешивалась с обидой, грустью, досадой. Ведь все это теперь не для него, это теперь лишь красивая картинка – можно любоваться сколько угодно, но быть там ему невозможно. Ему – бессильному, лишнему, отработанному.
1998 г.
Там, где светится ночью окно
Пьеса в двух действиях
Президент, мужчина лет шестидесяти, плотный, высокий, неповоротливый.
Премьер, мужчина лет пятидесяти пяти, тоже достаточно плотный, подвижный, но неуклюжий.
Жена президента, лет под шестьдесят, располневшая, то смиренная, то крикливая и нервная.
Жена премьера, лет за пятьдесят, тоже располневшая, тоже то смиренная, то нервная, но не очень крикливая.
Теплицын, сухой долговязый старик с апостольской бородой, в русской народной одежде; возраст даже примерно определить невозможно.
Журавлев, коренастый, прямой и сдержанный мужчина в расцвете сил. Говорит металлическим басом без другого выражения, кроме твердости.
Марина, двадцать один год.
Вадим, чуть старше Марины.
Действие первое
Москва. Кремль. Кабинет президента, знакомый зрителю по фильмам о Великой Отечественной войне, по сценам с участием «Верховного». Та же громоздкая фанерная мебель, те же пыльно-белые, волнами, шторы на окнах. Серо и строго.
За письменным столом к стене прислонен триколор. На шкафу стоят бюсты Ленина, Маркса, лежат другие советские символы.
Вечер 15 июня 1996 года. Входит президент, устало бросает кожаную папку на стол, падает в кресло. Появляется премьер, останавливается перед президентом.
Президент. Теперь всё, надеюсь? Пусть будет что будет. Надоело уже, понимаешь. Я люблю этот кабинет, вид вон этот, э-э, из окна. А тут мотайся по всей России, на казенных, э-э, простынях ночуй. Воняет от них, понимаешь, этим… как его… Э-э?
Премьер. Хлоркой?
Президент. Во-во, понимаешь, хлоркой. (Потягивается.) Здесь хорошо. Это, Лёша, давайте-ка по маленькой… У? С устатку.
Премьер. Н-н, я думаю, можно. Рабочий день окончен, поездка была удачная.
Президент. Уверен?
Премьер. Хотелось бы верить. (Отходит к шкафу, открывает.) Что будем, Егор Егорович?
Президент. Любимую давай тащи, «Серебро Сибири». Хорошая, понимаешь, водка…
Премьер. М-да, неплохая. (Приносит к столу бутылку и две рюмки.)