Когда он вернулся в каюту, то достал дощечку с портретом и несколько часов упражнялся в игре в дартс. Помогло.
Кстати, скафандр на посту оказался только один, и, проглотив злобу, Антон направился к Семёнычу.
– А где второй скафандр? – спросил сержант.
– Моль съела.
– Ага. Моль. Скафандр. И что же это за моль такая?
– Инопланетная. Я за этими тварями с огнемётом два дня гонялся.
Прокофьев криво улыбнулся. Как же! Моль, мыши, тараканы – типичные причины исчезновения любых вещей испокон веков! То мыши съедят годовой запас продовольствия на складе, то тараканы сгрызут сейф с документами перед проверкой налоговой. Загнал старшина скафандр налево, да и всё! Антон всерьёз задумывался над тем, чтобы написать рапорт об исчезновении скафандра, пока при уборке случайно не наткнулся на обгоревший трупик насекомого, похожего на моль, только размером с кулак. Из зубов твари торчал клочок синей металлизированной ткани. Оставалось надеяться, что Семёныч уничтожил всех насекомых и оставшемуся скафандру ничего не угрожает.
На девятый день Прокофьев заметил, что Семёныч использует беруши, когда включает свою «любимую» музыку.
В этот раз не помогли ни блокнот, ни дартс, ни даже кукла вуду в форме Семёныча, которую Антон истыкал иглой и напоследок вбил в неё два гвоздя.
А на десятый день всё изменилось.
Прокофьев вошёл на пост после добровольного дежурства на кухне. Семёныч раскладывал карточный пасьянс на пульте управления. Только карты он использовал не человеческие, а какие-то необычные. Они были шестиугольные, и не ровные, а выпуклые.
– Что это у вас за карты? – спросил сержант. Он уже выучил, что единственные вопросы, которые не влекут за собой перелистывание справочников, – это вопросы о головоломках.
– Комианские.
Прокофьев подошёл поближе, чтобы рассмотреть карты, но когда увидел, что там изображено, скривился и поспешно отвернулся. Карты были с эротическими фотографиями. А голые комианцы – это зрелище, которое может смутить даже патологоанатома.
– Семёныч! Вы где такую гадость отрыли?
– Конфисковал. Я тож долго привыкнуть не мог, поначалу картинки пластырем заклеивал. А потом – нормально. Привык.
– А человеческие нельзя использовать?
– В комианской колоде восемь сотен карт против земных пятидесяти двух. А ихние пасьянсы – это нечто!
Прокофьев снова повернулся к столу, пытаясь не замечать карты, которые замысловатыми узорами заполнили всю столешницу.
– Семёныч, а зачем вам все эти пасьянсы, кроссворды, ребусы? Неужто других занятий нету?
– Головоломки, Антоха, думалку развивают. Ну и от скуки тоже помогают.
Включилась система связи, на мониторе за пеленой шума просматривался человек в форме ГАИ.
– Пост триста семьдесят шесть! Приём! Вызывает Штаб!
– Вот чёрт, – сказал Семёныч, с грустью глядя на почти разложенный пасьянс.
– Триста семьдесят шестой слушает, – буркнул старшина в микрофон и принялся торопливо сгребать карты со стола в ящик.
– Пост триста семьдесят шесть, как слышите, помехи в связи!
Очистив стол, Семёныч покрутил пуговицу на гавайке, и, к удивлению Прокофьева, изображения пальм потускнели, и рубаха приобрела положенный по уставу синий цвет. Шорты удлинились и превратились в брюки. Прокофьев слышал про костюмы-хамелеоны, одну из секретных военных разработок, но откуда он взялся у старшины, так и осталось загадкой. Приведя свой вид в соответствие уставу, Семёныч перебросил пару тумблеров на пульте, и связь наладилась.
