– Если что, пеняйте на себя.
Она быстро повернула защелку, и дверь тут же распахнулась.
В прихожую, чуть не сбив нас обоих с ног, ввалился громила, каких я еще в жизни не видел. Он захлопнул за собой дверь и, глядя на нас с выражением крайнего ужаса, простонал:
– Что ж это такое?!
Великан был непропорциональным: никаких признаков шеи, на огромные плечи посажена приплюснутая лысая голова, кожа на лбу собрана в толстые складки, глаза маленькие, раскосые, – они непрерывно бегали от Миры ко мне и обратно. По щекам его текли слезы.
– Что ж это такое? – Он сделал шаг в мою сторону. Меня поразил его плащ: чуть ли не до пола. – Все умерли!
Великан протянул ко мне руку, и я непроизвольно сжался, увидев внезапный испуг на лице Миры. Но гость сказал:
– Я – Федор. Как хорошо, что вы не умерли! Я ведь думал, и здесь никого уже нет.
– Ростислав. – Я пожал ему руку.
Громила быстро повернулся к Мире.
– Спиртное есть?
Девушка стояла с растерянным видом.
– Кажется, – прошептала она. – А у меня же Рома… на работе…
– На работе… – глухо повторил Федор.
Он, не разуваясь, пошел на кухню.
– Всё, понимаете, как бы выцветает… – послышалось оттуда. – Или растворяется. Сперва это хорошо было видно. Потом темно уже стало… Ни фонарей, ни светофоров, и вообще ни хрена не разобрать.
Загремела посуда.
Я последовал за Мирой. Войдя на кухню, мы увидели Федора. Он стоял на коленях перед холодильником и, выдвинув лоток, вытаскивал бутылку водки.
– Н-не знаю… куда нам теперь-то… – пробормотал он.
– Что ты видел? – спросила Мира.
– Я в «Галеру» ехал, пожрать… Потом… потом свет стал к черту гаснуть, а машины… они как бы таяли… ну, как в компьютерной игре, что ли… – Он раскупорил бутылку и тут же к ней приложился, сделал несколько больших глотков.
– Дальше что? – спросила Мира, закрывая холодильник.
– В пробку въехал, – продолжил Федор. – Смотрю, что-то творится. А потом все вдруг как ломонут. Я тоже из машины выскочил… И тут мой «Волво» – хлоп!.. Темно, ни хрена не видно. Понял, что к тебе самая короткая дорога. Бегу, а вокруг все как-то тише и тише… понимаешь? Вижу, в начале улицы канава… огромная такая, точно экскаватор выкопал – от края до края. В ней троллейбус… Я по нему и перебрался. А на улице – ни души.
Я наблюдал за Мирой. Взгляд ее становился холодным и твердым.
– Конец Пречистенке, – сказал Федор. – А ведь на ней Пушкин жил…
Он заскрипел зубами.
Мира шагнула к нему, отобрала бутылку, поставила на стол, затем достала из шкафчика три рюмки, и сама их наполнила. Подняла одну и сказала:
– Мне надо найти брата.
Одним махом опрокинув рюмку в рот, она подошла к окну.
– Я иду прямо сейчас, – сказала Мира.
– Куда?! – спросил я.
– В Дом Ученых. Там – Рома.
Она вышла из кухни.
Мы с Федором переглянулись. В маленьких его глазках была тоска.
– Никуда не пойду, – сказал он.
Я с ним был согласен.
– Угу… я тоже там был…
– Кто вы такой? – меланхолично спросил он.
– Так… – Я махнул рукой. – Проходимец.
Федор покивал, – голова без шеи подвигалась на шарнире, скрытом где-то между плеч. Отчего-то в этой страшной ситуации моя наблюдательность особенно явственно подчеркивала физические уродства моего нового знакомого.
– В другой раз я бы вас выкинул, – задумчиво сказал он и вздохнул. – Не знаю, есть ли где-нибудь еще живые люди.
– Кажется, Мира собирается идти на поиски брата, – заметил я. – Ее ведь нельзя туда отпускать одну.
– Шишига умер, – тихо, но уверенно сказал Федор. – Там вообще нет никого живого. Я шел по крыше троллейбуса, внутри никого не было, точно знаю. Как в склепе. Вся Москва – кладбище. Только и трупов нет. Темно.
