Нашествие: попаданец во времена Отечественной войны 1812 года - страница 7
— Ну-ка, удиви, братец! — сказал Алексеев.
Алексей вскинул штуцер, прицелился, задержал дыхание, нажал спуск. Офицеры благоразумно стояли немного в стороне. Так после выстрела лучше видно попадание. Если стоять рядом, несколько секунд надо ждать, пока рассеется черное облако дыма. Да и частички пороха могут на мундир попасть. Офицеры сразу шумно выразили одобрение результатом:
— Попал, шельмец!
Кто-то из офицеров дал Углову пустой зеленый штоф из-под вина.
— Поставь на двести шагов.
Двести шагов — это сто метров. Сам штоф едва виден. И Углов, явно уверенный в Алексее, встал рядом. Пока Углов шел на дистанцию, Алексей зарядил штуцер.
— Готов? Пали!
Выстрелил Алексей. Попал, ибо стеклянный штоф разлетелся зелеными осколками. Офицеры не сдержали восторженных возгласов. Подполковник одобрительно кивнул, почмокал губами, пригладил усы. Егерский полк был образован на остатках Подольского мушкетерского полка, привычки остались. Мушкетеры образовались во многих армиях мира с появлением мушкетов. Мушкеты преобразовались из фитильных в кремневые фузеи, а мушкетеры — в пехотных стрелков или егерей.
— Вот что, молодец. Назначу тебя учителем по стрельбе для метких стрелков. Надо, чтобы ты сделал из них мастеров, подобных тебе.
Подполковник повернулся к офицерам.
— Подберите ему смышленых егерей, понимающих в стрельбе, да пороху и пуль не жалеть. Кто к обучению не годен окажется — в роты вернуть. А через две недели сам проверю лично.
— Понятно, Павел Яковлевич!
— Тогда по местам.
Алексеев не дворянского рода. У них, как родился, уже в полк записывают на военную службу. Как повзрослел — уже капитан. А только пороху не нюхал и боевого опыта нет. И командир из него лишь на бумаге. Павел Яковлевич был сыном священника, на службу пошел с желанием, быстро дослужился до унтер-офицера, отличился в боях с турками, за что получил первый офицерский чин. В полку был порядок, попусту к подчиненным не придирался, но службу спрашивал строго. Его уважали и побаивались.
Утром, после молитвы и завтрака, к Алексею стали подходить егеря. Каждый со своим оружием. Из десяти егерей семь человек старослужащие: кто по году, а кто и по пять лет солдатскую лямку тянул. Одних забрали рекрутами, другие добровольцами записались, как Алексей, потому как в армии и харчи, и обмундирование за казенный счет, крыша над головой и жалование. И командиры все за тебя решают. На селе батрачить — как погода. Благоприятной окажется — и при хлебе будешь, и при скромных деньгах. Урожай в хорошие годы сам-три, сам-четыре. Это когда в три-четыре раза больше собрал, чем посеял. В неблагоприятный год, когда то град урожай побьет, то дожди зальют и урожай на корню гниет, а то кабаны перероют и сожрут, да больше потопчут, тогда уже к Рождеству кушать нечего, хоть на паперть иди милостыню просить. Были и те, кто в армию из офеней подался. Это бродячие торговцы. За спиной короб, в котором товары, наиболее востребованные в деревнях. Иной раз повезет, и все быстро раскупят. Но бывает, что грабители отберут либо другие обстоятельства случатся. И все, прогорел. Если специальности в руках нет — плотника, каменщика, кожевенника, — то либо в амбалы идти таскать мешки, либо в бурлаки, ибо востребованы летом. Так что армия не самое плохое место.
Для начала Алексей устроил нечто вроде экзамена. Каждый егерь стрелял на разные дистанции, начиная с сотни шагов и кончая пятьюстами. Двое стреляли великолепно. Алексей спросил их фамилии, записал огрызком карандаша на клочке бумаги.