Нашей юности полет (сборник) - страница 41

– Давненько мы с тобой не беседовали, Иванов, – произносит наконец Петр Сидорович как бы между прочим. – Как делишки, как детишки? Ха-ха-ха!..

– Делишки, Петр Сидорович, как говорится, дрянь, а детишки – пьянь. Хи-хи-хи!

– Ха-ха-ха! Да ты никак шутник, Иванов! Ха-ха-ха!

– Хи-хи-хи!

– Ха-ха-ха!

– Хи-хи-хи!

– Ну, хватит! Пошутили, и хватит. Я тебя не для анекдотов позвал, Иванов. Дело серьезное. Пятно на коллективе!

– Знаю, Петр Сидорович!

– Плохо знаешь, Иванов! Дело-то хуже оборачивается. Органы заинтересовались.

– Не может быть, Петр Сидорыч!

– Все может быть, Иванов! Вы ведь с Петровым закадычные друзья?

– Да какие мы друзья?! Сослуживцы, Петр Сидорыч! Не больше.

– Ты же выпиваешь с ним.

– А с кем нам выпивать не приходится?!.

– Домами встречаешься.

– Сплетни, Петр Сидорыч. Сплетни. Было, конечно, пару раз. Да и то так, случайно. Напросились в гости. Не выгонишь же!

– Сплетничают у нас, верно, много. И про меня небось…

– Что вы, Петр Сидорыч! О вас как раз не смеют.

– А что ты думаешь о Петрове, Иванов?

– А что о нем думать? Работник он, прямо скажем, не ахти какой.

– Прямо скажем – халтурщик.

– И в моральном отношении, прямо скажем, не образец.

– Прямо скажем – морально растленный тип.

– В политическом отношении… оно, конечно, того… нельзя сказать, что…

– Не финти, говори прямо! Не наш человек!

– Нашим, конечно, не назовешь…

– Будем персональное дело заводить.

– Давно пора, Петр Сидорыч.

– Придется тебе, Иванов, на собрании выступить. Расскажешь прямо, как честный коммунист, все, что знаешь и думаешь. А то слухи ходят, Иванов…

– Понимаю, Петр Сидорыч!

– Скоро сюда придет товарищ из органов. Он тебя ознакомит. Смотри, Иванов, не подкачай. А то ведь и на тебя…

– Не подведу, Петр Сидорыч!

В коридоре тебя уже ждет Петров. Повсюду группками толпятся сотрудники. Ты проходишь мимо Петрова, будто никогда не был с ним знаком, – пусть все видят, что никакие вы не друзья. А Петрову слегка моргаешь: мол, потом. Петров не дурак, сразу понимает, в чем дело. И сам делает вид, что он просто покурить выскочил, что никаких шашней у него со мной нет: зачем подводить товарища?!

Ночь, конечно, не спишь. Петров – тоже не лапоть, его голыми руками не возьмешь. Он десятерых заложит, а сам выкарабкается. Уверен, сейчас он строчит донос в органы, все сваливает на своих собутыльников, в том числе – на меня, себя изображает неустойчивой жертвой морально и политически разложившихся мерзавцев вроде меня, клянется в преданности, обещает исправиться. Сволочь он, этот Петров! И как я раньше не заметил, что он – не наш человек? Гнать таких из партии надо. И органы правильно делают, что очищают общество от таких.

Настроившись таким образом и припомнив тезисы товарища из органов, ты начинаешь обдумывать свою разоблачительную речь на партсобрании. Речь получается красноречивая и страстная. Удовлетворенный, ты засыпаешь сном праведника.

– Еще в школьные годы, – говорил тот чиновник, – я выработал для себя основные жизненные принципы. Мне не нужно бытового благополучия, убедил я себя, не нужно наслаждений, власти, славы, почестей. Я буду просто Человеком. Я себе это «быть Человеком» представлял так. Если дал слово что-то сделать, в лепешку расшибись, а делай. Защищай слабых. Не обманывай. Не подхалимничай. И так далее в том же духе. Мне казалось, что этим принципам можно сравнительно легко следовать. Лишь бы желание было. И я им следовал. Но – до поры до времени. Как только я столкнулся с более трудными, чем в школе, проблемами, я понял, что в нашем обществе мало быть Человеком: надо быть Сверхчеловеком. Надо научиться ловчить, выкручиваться, хитрить, чтобы уцелеть. Нет, я не делал подлостей и не изменял своим юношеским принципам. Я просто постиг другую истину: чтобы этим принципам следовать, надо быть находчивым, гибким, изворотливым. Постепенно у меня выработались навыки играть нужную роль вполне естественно и без усилий, автоматически. Это было разумное приспособление к условиям существования. Именно это приспособление и имело следствием нашу способность легко переходить из одного состояния в другое, ему противоположное. В конце войны и в послевоенные годы число таких людей, как я, стало огромным. Многие из тех, кого я знал, были перед этим безупречными советскими людьми с точки зрения органов. Иначе мы не уцелели бы и не сыграли бы потом свою великую историческую роль. Это мы нанесли удар по сталинизму! Если бы не мы, то…