Одинокий лес тысячами теней играл в свои вечные странные игры, оставшись с глазу на глаз с заплутавшим путником. Иван посмотрел по сторонам и неуклюже побежал дальше.
…Берег огромного озера дышал полной грудью, выдыхая свежесть лёгкого бриза на своих разомлевших гостей. Двое мальчиков лепили башню из сырого песка. Малышка девочка, едва начавшая говорить, неуверенно пинала надувной мячик. Их мамы, мокрые после купания, расслабленно лежали на полотенцах и загорали, тем временем мужчины с наслаждением пили холодное пиво. Один из них отхлебнул из пластикового стакана и крякнул от удовольствия:
– Зацени сумку-термос! Холодненькое, будто только из холодильника!
– Да, вообще красотища! – вторил второй. – Одни. Природа вокруг, а там бы жопами о соседей тёрлись!
Первый перешёл на шёпот:
– Я бы лучше о соседок потёрся!
Загорелая женщина перевернулась на спину:
– Я тебе потрусь! Так потрусь – тереться нечем будет!
– Да пусть хоть помечтают, теруны, бедненькие. Фантазёры! – засмеялась подруга.
Первый мужик:
– Сейчас вот возьмём и ототрём вас как следует! Думаете, зачем мы так далеко забрались?
– Ой, мечтатели… – загорелая кокетливо закатила глаза.
Маленькая девочка побежала за мячиком, упала и села на песок:
– Дядя.
Вторая женщина:
– Лучше бы массаж реальный нам сделали, чем мечтать. А слабо, что ли?
Первая:
– Как массаж, так не допроситься у них, а как…
– Дядя, – девочка вытянула ручки вперёд.
Не снижая и не увеличивая темп, оборванный человек пересёк узкую полоску песка, отделяющую лесной мир, в котором он жил последние две недели, от бескрайнего мира воды. Прозрачные брызги, будто испугавшись грубых шагов незнакомца, разлетелись в разные стороны, тело качнулось, плашмя упало в воду и замерло.
Перед открытыми глазами Ивана мутная игра света и тени постепенно превращалась в лихо закрученную драму, смысл которой был неподвластен восприятию. Ломающаяся картинка преобразовалась в разноцветные ленты, которые догоняли друг дружку и, цепляя за хвост, закручивались в одну сторону. Их становилось больше и больше, и крутились они всё быстрее, завораживая сверкающим калейдоскопом красок. Иван испытал несравнимое ни с чем блаженство, отдался ему и поплыл в нём и с ним к сияющему свету, ворвался в этот свет и тут же был втянут в другую крутящуюся воронку. Он ощущал, как доброта и тепло, проникнув в каждую клеточку, соединяют его со всем огромным и приветливым миром. Иван легко вылетел из очередной воронки и тут же вкрутился в начало следующей, где с каждой новой спиралью радости и понимания происходящего становилось больше. Во время полёта на радужных крутящихся лентах появлялись счастливые родные лица из давних полузабытых снов, Иван видел их, говорил, пел вместе с ними.
В очередной раз, вырвавшись к Свету, он увидел знакомый горбатый мостик и родных, машущих ему руками. В другой воронке вся жизнь в обратном порядке промелькнула перед глазами, от сей минуты и до самого рождения. В следующей – Иван смотрел на всю свою жизнь одновременно, как будто тысячи мониторов включились в его сознании. Он увидел её так глубоко, что осознал все ошибки – не понять их было невозможно – все плохие поступки высветились чёрными пятнами на каждом экране, на каждом жизненном отрезке. В какое-то мгновение Ивану стало стыдно, но забота родных сделала своё дело. Теперь он ощущал эйфорию от полёта, от увиденной бесконечно огромной жизни, о существовании которой он раньше лишь смутно догадывался. Иван мягко опустился на полянку, подхватил сына на руки и закружился с ним, не сдерживая радостных слёз. Все приветствовали Ивана, поздравляли с возвращением, что-то рассказывали ему. Белые точки-мотыльки замелькали перед глазами, и голова пошла кругом. Иван покачнулся не в силах больше удержать равновесие. Ласковый и твёрдый голос заставил окружающих смолкнуть:
