Диего стиснул челюсть и со всей накопившейся злобой посмотрел на меня:
– Что ты, блядь, забыла с моей сестрой?
Смотря на него с ужасом, я не могла и моргнуть. В глаза будто вставили зубочистки, которые помогали слезному отделению постепенно начинать крутить механизм, помогающий им выйти наружу.
– Почему ты так поступаешь? Зачем этот метод кнута и пряника? – проигнорировала я его вопрос.
– Метод кнута и пряника? Боже, Грейс, – злобно рассмеялся Диего, но взгляд карих глаз продолжал оставаться холодным, – ты же не думала, что если мы потрахались пару раз, то теперь я стал тебе чем-то обязан? – рявкнул Диего, награждая меня пустым взглядом.
– К сожалению, я именно так и думала, – эхом ответила я.
Он прав. Никто никому ничего не обещал, но почему тогда моя душа рвётся на части, как и сердце, покрывшееся корочкой льда, которая начала трескаться?
Диего достал пачку сигарет из кармана штанов, вытащил одну и поджёг. Втянув в себя дозу никотина, он выпустил дым и последний раз посмотрел на меня перед тем, как удалиться в том же направлении, куда ушла Мария.
– Мы просто трахались, Грейс. Потому что ты этого хотела, ты смотрела на меня своими глупыми глазками, жадно раздевая и придумывая фантазии о свадьбе и пятерых детях. А я не хотел этого, я не хотел ничего, связанного с тобой. И до сих пор не хочу, – он сплюнул и не оборачиваясь ушёл.
Я начинаю ненавидеть тебя, Диего Фуэнтес.
Боль. Каждый из нас хотя бы раз в жизни испытывал это болезненное ощущение. Пусть это будет физической болью или моральной – плевать. Потому что каждая приносит достаточно мучений.
До этого момента я ощущала лишь физическую боль, когда меня опрокидывали на футбольном поле во время игры, когда мяч прилетал в голову, когда падала и стирала колени и руки в кровь. Но это делало меня сильнее, заставляло вставать и двигаться дальше, невзирая на ощутимое чувство боли.
Я никогда в жизни не чувствовала такого.
Когда Диего бросил меня, стоящую на дороге с стеклянными глазами, в которых отражалось разочарование, – я думала, что умру. И нет, я не утрирую. Та боль, которая сжимала моё сердце в сильном кулаке, не давая разуму овладеть мной вновь и заставляя меня рыдать, – убивала меня изнутри, выжигая клеймо на сердце в виде имени моей боли. А у моей боли как раз-таки было имя – Диего. Который отныне для меня – никто. Мне хочется стереть все воспоминания о нём, о его существовании в моей жизни, пусть и таком коротком, но болезненном. Я хочу забыть всё, что связано с ним, чтобы не чувствовать эту боль.
Но она не уйдет. Потому что я никогда не смогу забыть Диего Фуэнтеса, который въелся в мою голову, обвил лианами все жизненно важные органы и затуманил разум.
Продолжая стоять на дороге, я смотрела на удаляющуюся спину причины моих страданий. Я не лучший человек, но чем я это заслужила? Может, родители были абсолютно правы, и Америка – не лучшее место для моего проживания. Но это уже не важно, ведь даже если я покину Принстон и вернусь в родной Лондон, воспоминания останутся. Они будут преследовать меня всю жизнь. А мне, мать твою, всего восемнадцать. Неужели я всегда буду чувствовать грёбаную боль от мудака—Фуэнтеса? Неужели мне придется избегать мужчин, чтобы снова не ощутить это?
Слезы стекали по лицу, соединяясь на подбородке. Я не стирала их, как напоминание причины, по которой теперь обязана отпустить затею узнать Диего. Он ясно дал понять, что ему наплевать на меня и то, что я чувствую. А я чувствую чёртову влюбленность.
