– Что я могу сказать? У всех свои слабости.
Я думал, она пересядет на место водителя, но она велела мне выключить мотор. Мы вышли, я вернул ей ключи, и она заперла машину, как будто намеревалась зайти ко мне в гости. Я засомневался: пригласить ее в дом или нет? Но тут она повернулась и сказала:
– Ну ладно, пока. Завтра увидимся. А может, и не увидимся. Кто знает, где я буду завтра.
И заковыляла вниз по улице совсем не в ту сторону, откуда мы приехали.
– Там ничего нет, только сточная канава, а через квартал – кладбище.
Мы жили так близко к кладбищу, что в начальных классах мне даже пришлось пару раз сходить к психотерапевту: я вбил себе в голову, что за мной охотится призрак моего прадеда Йоханнеса ван дер Флирта.
Грейс ничего не ответила и не оглянулась. Она лишь подняла руку с тростью, словно хотела сказать: я знаю – и продолжила идти.
Я растерянно смотрел ей вслед, пока она не исчезла за углом.
– Ола, брателло, – проговорила моя сестрица Сэйди, как только я закрыл дверь.
– Черт, Садс, у меня аж сердце екнуло, – выпалил я, схватившись за грудь.
Сэйди была старше меня на двенадцать лет; знаменитый нейробиолог, золотая девочка и паршивая овца нашей семьи, вот так одновременно. Мы были похожи: черные волосы, глаза немного безумные, ямочки на щеках. Но по крутости мне было до нее далеко: Сэйди щеголяла кольцом в носу, татуированным плечом и затейливыми дредами, оставшимися со времен бурной молодости.
– Тебя два дня не видно, не слышно, чувак. Я уж решила, предки прикончили тебя и закопали в неглубокой могиле, – Сэйди врала в свое оправдание.
Она разводилась с мужем-доктором, который оказался порядочным дерьмом, развод тоже шел достаточно скверно, поэтому примерно девяносто процентов времени она тусовалась в больнице или у нас.
– Не дури, Сэйди, – крикнул с кухни папа.
На нем был обычный домашний прикид: гавайская рубашка, короткие шорты (настолько короткие, насколько можно носить мужчинам, не преступая грань приличий) и черные очки. Три года назад он переместил свою столярную мастерскую на задний двор, и с тех пор его стиль заметно деградировал. Если он был не в пижаме, считай, случилось чудо. Черные волосы мы с Сэйди унаследовали от него. По крайней мере, так мы предполагали. У него была черная щетина на подбородке, но, сколько я себя помнил, он был лысым.
– Мы бы вырыли могилу метра в полтора глубиной. В этом доме никого не надо учить, как избавиться от трупа, – добавил он.
– Тоби и Глория тому свидетели, – буркнула Сэйди, имея в виду инцидент, случившийся за шесть лет до моего рождения.
В нем были замешаны две золотые рыбки и спрей от насекомых. В итоге ее питомцы почили случайной безвременной смертью.
– Двадцать три года, Садс. Рыбки сдохли двадцать три года назад. Смирись уже.
– Я еще отомщу! – яростно провозгласила Сэйди.
В глубине дома заплакал ребенок. Сэйди вздохнула.
– Думала, года через три привыкну, что у меня ребенок, но, черт, все время об этом забываю.
– Я его приведу. – Я бросил рюкзак и пошел в бывшую комнату Сэйди, где обычно спал Райан.
Как и я, Райан появился на свет случайно и стал для всех сюрпризом. Мама с папой планировали только одного ребенка, а через двенадцать лет после Сэйди я их удивил.
– Райан, приятель, все нормально? – Я открыл дверь и обнаружил в комнате своего племянника двух с половиной лет. В выходные с ним сидел дед, то есть папа.
