Что за полудетские манеры, начала наконец вскипать внутри собственная сущность, неужели это тупые охотники за мясом, те самые, что ищут жертву для плановых задержаний? Под локтями больно прищемили знаменитые точки, от которых нервы протыкают болью плоть так, что белеет в глазах. Экая подлость, это наверняка такие, от них бесполезно ждать чего-то человеческого, и даже на небо посмотреть нельзя сейчас – сколько же суток мне теперь не видеть солнечного света вообще, а?
– Двигайся, амбал, разберёмся там уже, что к чему, – прошипел чей-то иной, надтреснутый голос.
– Отпустите, меня не за что задерживать, – с горечью выдохнул Сашка, понимая, что это бесполезно.
Вот так лексика, это же прямой намёк, что быстро предложат взять на себя серию грабежей и убийств. А уж как сделать, чтоб я не отказался, их учить не надо – эти печальные тезисы пронеслись в мозгу очень быстро. И верно, чего им стесняться, разве кто-то видел, как меня задерживают, и сможет мне помочь? От этих уже не сбежишь, бесполезно, только давать им повод к настоящим репрессиям. Стоп, я идиот, они же искали меня – районные бандюки им же и сообщили, в какую сторону я рванул. Стало быть, конец – я напал на мирных гуляющих граждан, а не меня пытались прикончить. Ааах, уцелеть в чёрном ущелье, спастись всем взводом – только для того, чтоб сгинуть дома вот так? А кто же будет работать для Маськиной учёбы?
От осознания всего ожидающего впереди ужаса проснулся адский голод внутри, впился корявыми когтями куда-то глубоко внутрь, к солнечному сплетению. Сопротивляться сил не было – да и бесполезно это было вообще, но и трогаться с места, повинуясь, ноги тоже отказались. Сашка смог только чуть поднять голову вверх – хотя это и был жест отчаяния, но потребность обречённого на гибель шевельнуться таким образом природа ещё ни у кого не отнимала. Без документов, без поддержки извне, без надежды дать о себе знать – шансов выбраться из-за решётки фактически нет. Что же мы видим, пропадая, младший лейтенант, Ваша упрямая светлая чёлка так и ползёт на глаза, и мешает страшно? Унылый серый мрамор облицовки вокзальных стен, группа пожилых бурятов в отдалении с крупными баулами, какие-то кавказцы, что бодро движутся в сторону буфета, даже дачники уже успели полностью схлынуть, и ни одного шебутного пенсионера, который бы точно поглазел на происходящее с искренним интересом и смог бы потом вспомнить увиденное. Да, ещё одинокая девичья фигурка ближе к лестнице в тоннель прохода под путями к нужным платформам – тоже безнадёжно, хоть и боком, но не смотрит даже в мою сторону, значит, не запомнит даже мельком этот эпизод. По спине знатно приложилась резиновая дубинка, и тело само грохнулось на колени.
– Мужики, не губите меня, не за что, – прохрипел Сашка, силясь не подавиться новой болью окончательно. – Оставьте, добром прошу.
Над ухом раздался презрительный смешок, и боль в заломленных руках стала поистине нестерпимой – тело просто потащили в нужную палачам сторону. Из-за этого голову пришлось попросту уронить на грудь, да и смотреть было уже некуда из-за белесой пелены – может быть, удастся хотя бы отключиться, откуда быть силам, чтоб выносить ещё и это истязание? Маська, сестрёнка, она же с ума будет сходить, когда окажется, что ждать уже некого, как же так, за что ей это всё?!
Чёрно-белые сполохи перед глазами, взрывы боли ещё очень мучительны, но как будто начинают стихать. Что вокруг и где это всё, пока неясно, но как будто просто приходится стоять на коленях. Вдохнуть, постараться вдохнуть поглубже – ага, получается, ну хоть немножко, чтоб уж совсем не заходиться в хрипе, уже лучше. Руки… висят по бокам беспомощно, так они не закованы ещё? Странно… Веки слиплись, но вот запах… о, это очень хорошая смесь, духи нежные и тонкие, но разогретые девчачьей шеей. Как будто голова и шея во власти совсем других рук, получается? Надо открыть глаза, это не дело.
