Даже Галя не смогла растопить нынешнее наше охлаждение. Думаю, к десятой годовщине все семьи проходят через подобное. Последнее время Стася все чаще стала бывать у родителей, а ныне и вовсе перебралась к ним. Периодически мы пытаемся сойтись снова, для чего устраиваем ужины, наподобие несостоявшегося. Иногда получается. Возможно, нам просто пора побыть порознь какое-то время.
Бросив звонить, я почти сразу провалился в сон, едва успев добраться до постели. Наутро – сообщений от Стаси все еще не было – отправился в СИЗО, куда должны были доставить подзащитного. Странные при этом возникли ощущения, я вдруг заволновался перед встречей, будто девица на первом свидании. Сразу не сообразил, отчего это, не до самокопания, списал на вчерашний утомительный день. Однако следом случилась неприятная закавыка. На просьбу о встрече мне ответили отказом. Не то, чтоб из ряда вон выходящий случай, но его пояснение не сулило ничего хорошего.
– Подозреваемый сейчас в больнице, любые контакты запрещены руководством, – коротко оттарабанил дежурный.
– Что так? – чувствуя неприятный укол в груди, спросил я. Собеседник помялся.
– Была драка. Пострадавшего доставили в больницу.
И ничего больше не прояснил.
Когда выходил из здания, стакнулся с Кожинским. Почему-то даже не удивился этой встрече, да и майор ни одним мускулом не выказал удивления.
– Слышал про Шалого? – первым же делом спросил я. – Твоя работа?
Нет, конечно, Алексей не таков. Бить обвиняемых, подозреваемых и прочих не в его правилах, подчиненные иногда шалят, но не сильно усердствуют, во всяком случае, мне известны единичные случаи. Возможно, конечно, вершина айсберга, старательно замалчиваемая. Кожинский всегда давил авторитетом или брал на измор – устраивая двенадцатичасовые допросы. Думаю и моего клиента он так обрабатывал перед тем, как предъявил обвинение.
– Так вот кому счастье привалило, – вместо ответа осклабился он. – А я думаю-гадаю, кто ко мне придет. Готовишь лицо для прессы?
– Я серьезно, что с Шалым?
– Не все ли равно? – хмыкнул майор. – Ты на процессе и так профит заработаешь, даже если только позировать будешь. – Но видя выражение моего лица, выдавил нехотя: – Слышал, помяли в камере сидельцы. Узнали как-то, кто и почему попал, отрихтовали мордашку.
– Я немедленно подам прошение о переводе его в одиночную камеру.
– Твое право, – стухая, ответил майор. – Если администрация найдет, конечно.
– Сам сказал, случай особенный, пресса, все такое. Найдут. А ты и сам готовишься вовсю. Небось, дырку на парадном мундире уже провертел.
– Думаешь, новую звездочку не дадут? – Коржинский улыбнулся, закивал головой, как делал всегда, когда услышит хорошую шутку. – Еще и почетную грамоту.
– Ты сперва тело найди. А то что это, отправляешь свидетеля за решетку на основании одних косвенных улик.
– Ты будто знаешь.
– Догадаться несложно. Найди ты запись с камеры или свидетеля или… да хоть что-то, Шалый месяц назад бы загремел.
– А я может сейчас нашел, – озлился Кожинский.
– Ты только что и ответил. Не завидую я прокурору. Взгреет он тебя, когда отправит дело на доследование.
– Ты уже на это рассчитываешь. Думал, пойдешь на соглашение.
– А Шалый сознаваться не хочет? Надо думать.
– Просто он сиделец, правила знает. Но ничего, так припрем, взвоет. Сам просить соглашения станет.
– Не в мою смену. Да и что ты мыслишь ему скинуть, убийство или изнасилование? Поди еще сам не решил.
