Родители Лизы, обеспокоенные долгим отсутствием дочери, обратились в отделение полиции. Через неделю к поискам подключились уже волонтеры из организации «Наш дом», добровольцы из местных жителей и горожан. Еще через две недели розыск Лизы стал общенациональным, ее приметы передавали федеральные каналы, а за информацию о девочке объявили вознаграждение в полмиллиона рублей. Вряд ли родители наскребли, скорее, областная администрация скинулась.
За все прошедшее время никаких подвижек в розыске Лизы не произошло. Добровольцы и полиция обыскали весь лесопарк и его окрестности, несколько раз натыкались на останки животных, а один раз отрыли труп мужчины, похороненного в овраге возле речки Сузда около двух десятков лет назад; его личность установить до сих пор не удалось, видно, бомж или мигрант.
Зато в подозреваемых отбоя не было с самого начала. Сперва грешили на двоюродного дядю Лизы, Афанасия Теткина, выпивохи, отсидевшего дважды за кражи, однако его вскорости пришлось отпустить – нашлись свидетели его новой попойки в указанный временной интервал. Потом появилось предположение, что к исчезновению девочки может быть причастен Егор Борщов, знакомый Шалого по работе, несколько раз замеченный за подглядыванием за детьми в саду, где прежде работал садовником (сад этот оказался не для простых смертных). После чего был разжалован с богатых нив и перевелся на завод по схожей с прежней специальностью. Так впервые мой клиент появился на радаре полиции. А после того, как Борщов сумел отвести от себя подозрения, найдя нужных свидетелей, за Шалого взялись всерьез. Но сумели окончательно убедиться в его грехе, видимо, лишь позавчера, когда и предъявили обвинение.
Почти все время следствие вел майор Алексей Кожинский, это имя я узнал много раньше своего назначения – из газет. Что немудрено, он старший следователь по особым делам, «важняк», как его именуют в среде правоохранителей. Именно ему в первый же месяц поручили расследовать все обстоятельства приснопамятного исчезновения, поставившего Спасопрокопьевск на уши. Я его хорошо знал еще по прошлым встречам как в зале суда, где он нередко выступал, так и по работе с двумя клиентами, проходившими свидетелями в некоторых его делах, но поспешившими обезопасить свое здоровье и доброе имя от потенциального несчастья, благо, деньги на то и другое имелись.
За последние годы к услугам Кожинского областная прокуратура прибегала все чаще, неудивительно, что встречаться с ним приходилось подолгу и мне, что только способствовало, нет, не дружбе, но тесному знакомству. Впрочем, мы успели друг к другу притерпеться, обычно этого вполне хватало для продолжения отношений, порой, достаточно доверительных.
Никогда прежде мне не приходилось защищать такого человека, нет, я говорю не об известности Авдея, а о самой его сути. Да, я был задействован у клиентов, обвиненных в грабеже, разбое, убийстве и покушении на таковое, но насильника, да еще подозреваемого в смерти девочки… это впервые. Может, поэтому сердце молотом стучало в груди, когда я заходил в здание следственного изолятора «Десятины», расположенного на Колодезной улице; эта пересыльная тюрьма, построенная как крепость еще в начале девятнадцатого века и с той поры в основе своей почти не изменившаяся, находилась в одноименном районе Спасопрокопьевска, невдалеке от конечной приснопамятного сто второго маршрута. Или дело еще в чем-то, пока непонятном, что ощутила только интуиция, со мной не заговорившая? Ответ на этот вопрос я оставил на потом, пока надо пообщаться с клиентом.
