– Вот так-то, «конюх!..» – тут же подшутили над Никольским, – Ты бы уж точно на коленях пить не сподобился, а эти видишь, как в церкви…
Каждый день зимы привносил что-то новое. Никто не ожидал столь стремительного вторжения сильных, невыносимых холодов в районы среднего Приобья. Сибирский мороз не просто дикий, он неописуем, он захватывает дух. Ничто не способно остановить бураны, набирающие силу на равнинных широтах и даже лес, стоя величественной хвойной стеной на его пути, сочувственно и скрипуче раскачивал вершинами вековых исполинов, проявляя слабость и усталость в тщетной борьбе с природной стихией. Утомленный безуспешной борьбой с одолевавшим холодом, Киселев устало завалился на следующую последней повозку. Спиной ощутил укрытый брезентом саквояж, единственное их неделимое сокровище. О том в чьи руки оно могло попасть в случае гибели конвоя он не думал:
«Наверное это станет уже не важным и не нужным, – размышлял он в полудреме, и забытьи, – и сейчас даже лучше, что об орденах никто не знает. А поручик Никольский, бредущий должно быть где-то рядом, преданный делу и порядочный человек; вон как тщательно укрывал поклажу, по-хозяйски маскируя, обложив ее со всех сторон утварью. А ведь где-то здесь мешок с оставшимися царскими червонцами. Лежит себе, заброшенно и никому до него нет дела…»
Капитан достал дневник; в нем он делал ежедневные пометки и расчеты, раскрыл карту. По его предположительным заметкам сегодня было восемнадцатое ноября, а пройдено меньше половины пути. Понимая, что в отсутствии какого-либо человеческого жилья отряд больше суток не пройдет, привал для обогрева людей и отдыха стал жизненно необходим. В этой бескрайней степи они все могут остаться навсегда и лишь от его правильных решений зависят теперь их жизни. Но остановка здесь, сейчас, чревата верной гибелью отряда. Нет сил ни ждать, ни терпеть, не идти дальше. Еще немного мучений и всем станет все равно, куда и зачем бессознательно бредут промерзшие ноги…
Еще по вечерам, за чаем, за частыми разговорами с капитаном парохода «Пермяк», штабс-капитана занимали рассказы опытного и бывалого речника о старообрядцах не так давно ставших строить свои поселения в таежной глуши Приобья, сторонясь и чураясь местных жителей, по жизни занимающихся охотой и кочующих повсюду. Внимательно слушая его, Киселев многое почерпнул о вынужденных жителях Васюганских болот и их окрестностей. В глухой тайге и непроходимых лесах надеялись их семьи скрыться от преследования царских властей. Так и оказались они в Нарымских краях. По верховью Васюгана и впадающих в него рек, появились эти трудолюбивые крестьяне из Российских Губерний. Старообрядцы-раскольники настроили себе поселения, завели пашню и скотину, жили себе, тайно предаваясь своему фанатическому молению. Только вот где все они, где их скиты и стоянки? У них, пожалуй, можно было бы сейчас укрыться, переждать морозы и двигаться дальше, спасти погибающий отряд. Всюду властвовал холод и ни единой селькуповской юрты, словно бы не кочевали они здесь, а откатились южнее, к Колпашево, до которого еще далеко. Попытки поисков береговых жителей верховым, головным дозором, были тщетны. Тропы, пробитые по холмам и лесным гривам, в зиму были почти неузнаваемы и лишь на открытых ветрам просторах, на выдутом снегу, можно было усмотреть редкий и хитрый след когда-то побывавшего здесь охотника.
