– Наверно, мне просто надоело сидеть тут одной, – рассмеялась Лоркан и посерьезнела. – Но разве я бы смогла отказать сыну Серебряной Шкуры? Когда я стояла в замешательстве среди костров, не очень-то себе представляя, с чего нужно начинать веселиться, ко мне подошел темноволосый эльф с глубоким загадочным взглядом косули и с ужасной плохо зажившей раной на лице: чувствовалось, что нос, да, пожалуй, и скула были сломаны. Такие незаживающие раны остаются у эльфов после удара холодным железом. Сейчас после войны – это вещь обычная (у меня даже сложилось впечатление, что человек в поединке с эльфом метит именно в лицо – видимо, не может вынести красоты противника). Но тогда все было иначе, и мысль о том, что представитель старшего народа участвовал в схватке и был при этом ранен, была так же невероятна, как предположение, что свиньи управляют погодой…
– Не думаю, что эльфам бы понравилась такая аналогия, – усмехнулся Герн.
Лоркан так же криво улыбнулась в ответ.
– Правда в том, что даже в те годы эльфам уже ничего особенно не нравилось, так что мы не будем заботиться об их чувствах.
– У меня маленький опыт общения с эльфами, – заметил Герн, – но все же брюзгами я бы их не назвал.
– Ну Ка – это Ка. Думаю, ей бы понравилась мысль о свинках – она любит животных. Возвращаясь к той далекой зиме… Эльф посмотрел на меня с таким видом, как одни лишь эльфы могут смотреть: ах ты, мол, гаденькая козявочка-таракашечка – человеческий детеныш, да как у тебя духу хватило здесь появиться на нашем великолепном празднике – придется танцевать теперь с тобой, ничего не поделаешь, – и подал мне руку. И я приняла его руку – я совсем не обиделась этой надменности, ведь примерно так я о себе и думала.
Крутой спуск закончился глубокой лощиной, скрытой в тени Горы и до краев заполненной густым клубящимся туманом, словно взбитыми сливками. Несмотря на то, что даже Герн видел в этом молоке только ближайшие стволы, лошадки уверенно и даже как-то сонно пересекли лощину по невидимой тропе, ни разу не споткнувшись, и выбрались с другой стороны в ельнике. Тот был пронизан косыми лучами довольно высоко поднявшегося солнца и казался после туманной мглы хрустальным дворцом.
– Мы танцевали, а я думала только об одном, – продолжала Лоркан, – что не будь лицо этого эльфа так страшно изуродовано, он бы мог танцевать с какой-нибудь красивой эльфийкой, а не со мной. Мне даже пришло в голову, что, возможно, он влюблен в кого-нибудь, а та и смотреть на него не хочет… Короче, я была обыкновенной второкурсницей с романтическим бредом вместо мозгов, ничего не знавшей об эльфах. Но так или иначе это была ночь Костров, и я порядочно накрутила себя… я и ночь… мы сделали невозможное – то, что считается невозможным. Считается, что…
Герн уже предчувствовал дальнейшее, но слушал, не перебивая, и размышлял о том, что его сердце так замирает не иначе как от окружающего блеска.
– …что раны, нанесенные обычным людям волшебством, и раны, нанесенные эльфам холодным железом, не лечатся и не заживают…
– Как следы от зубов и когтей… – все-таки перебил Герн.
– Высших демонов, – закончила за него Лоркан. – Именно. Но лицо того эльфа полностью восстановилось. Меня часто спрашивают, как я это сделала, но я ничего не могу сказать, кроме того, что очень хотела, чтобы это произошло… То есть я, конечно, вызвала из Потока прежний образ, как это обычно делается, но по идее это могло лишь убить меня и не дать результата. В итоге эльф ошалел, а я сбежала с Горы – и Река Крови расступилась передо мной. Скорее всего, я бы просто замерзла в холмах, но меня нашел Снежок, которого тогда еще по молодости лет не пускали на праздник…
