Нет. Определенно нет. Александр даже мотнул головой, отгоняя эту мысль. Это все от отцовской коллекции наград вермахта, эсэсовской каски и тубуса от противогаза, что хранились дома. А еще от рассказов прадеда, что пересказывал дед. Про то, как целый батальон немцев, окруженный у Черняховска, тогда еще называвшегося Инстербургом, буквально исчез. Про то, как взятые топливные склады у Переяславки за одну ночь опустели. И только потом стало ясно, что по тайному трубопроводу немцы перекачали все топливо в хранилища морской базы Пиллау[5]. А еще про то, как из части бежал в шестидесятых годах солдат-срочник. И как отправившиеся его искать находили какие-то входы под землю в районе поиска. А потом пропадали и поисковики. Много чего слышал в детстве Саша Загорский. И заболел этим еще тогда, когда даже не слышал о существовании немки Лены…
* * *
– Слышь, Чел? Прикинь, у тебя рука онемела, гыыг! – нашептывал Марля на ухо приятелю.
– Чего? – тот безвольно поморщился и тупо уставился на Марлю. – Чего? – повторил он.
– Я говорю, рука у тебя онемела, баклуха! – Марля продолжал тихо хихикать, держась за живот.
– Слышь, чувак, – Чел вытаращил очумелые глаза на свою безвольно повисшую правую руку. – В натуре, чувак! Млин… Палевото, а?.. Палево-то какое…
– Слышь, Чел? Опусти руку в воду. Тогда отпустит. Геге…
– Чувак, ну на хрена ты это делаешь, а? Палево…
Марля не выдержал и, рухнув на край парапета, принялся гоготать с повизгиванием.
Чел тем временем медленно, как сомнамбула, распластался на полу и, свесив безвольную руку, стал тянуться до воды, в которую еще недавно плевал.
– Блин, не могу, Марля! Не достаю!
– Твоя рука резиновая. Она сейчас растянется! – продолжал ржать второй обкурок. – Ты чуешь?! Ты чуешь, как она растягивается?!
– Да. Блин, чувак! Я чую! Она реально тянется. Блин, палево, чувак!
Марля уже стал задыхаться. Его смех выталкивал больше воздуха, чем поступало в прокопченные желтым мхом легкие. Тело сводили судороги, но торчок продолжал гоготать.
– Марля, кореш, оно смотрит на меня…
– БА-ХА-ХА-ХА! Кто?! Кто?! Ахахаха!!!
– Там. Оно. Там есть – оно. И оно смотрит на меня!
Смех Марли невозможно было обуздать. Казалось, что он вот-вот свалиться в колодец, наполненный темной водой, в которую уходила винтовая лестница. Но…
Жуткий визг заглушил и его смех, и собственное эхо в железобетонных коридорах непонятной ветки подземных катакомб. Затем всплеск воды, и нет больше визга. А Марля продолжал смеяться, как одержимый. И даже топот сапог Диггера не отвлек его от этого занятия.
Прибежавший на страшный вопль Александр какое-то время ошарашено смотрел в колышущуюся черноту воды, облизывающей возникшими волнами и ржавую винтовую лестницу, и покрывшуюся зеленым бархатом стену колодца. Затем схватил не перестающего ржать Марлю за ворот фуфайки и с силой тряхнул:
– Где Чел, твою мать?! Что случилось?!
Обкурок перестал смеяться. Всхлипнул. Уставился прослезившимися от нестерпимого смеха глазами на воду. Тихо хохотнул и выдохнул:
– Во торкнуло-то!
– Где Чел, паскуда?!
– А? – Марля тупо уставился на Крота.
– Что случилось, выродок? Отвечай!
– У… У него рука реально онемела. Он потянул в воду, чтобы отпустило. Она резиновая. Слышь, меня пробило на хавчик, кажись, – бессвязно бормотал Марля.
В бессильной злобе Диггер оттолкнул от себя этого конченого юнца. Затем наотмашь врезал ему кулаком по лицу. И еще раз. И снова. Саня продолжал яростно молотить оставшегося помощника, вымещая на нем все, что накопилось, казалось, за всю его жизнь.
