Папиным советам Лизонька следовала неукоснительно и беспрекословно.
24 января, 08.45
Четырнадцать дел комиссия рассмотрела в бодром темпе за тридцать минут, а на пятнадцатом забуксовала. Якоб Шперлинг, дежурство которого закончилось, специально задержался с уходом.
– А теперь поговорим о шиле в заднице, – сказал председатель комиссии – инспектор группы Мюних, и все почему-то посмотрели на Шперлинга.
Якоб предпочел думать, что речь идет о задержанной гиперактивной русской.
Кто же знал, что она сумеет развить такую бурную деятельность! И не из хорошо оборудованного офиса, а из транзитной зоны аэропорта, да еще в ночь на субботу!
Якобу было совершенно ясно, что на такое способна только опытная шпионка.
К сожалению, его недальновидные коллеги это разумное мнение не разделяли.
– Благодаря безудержной бдительности стажера Шперлинга мы имеем то, что имеем, – желчно продолжил группенинспектор. – Получено ходатайство от посольства России в Вене, поступили звонки от австрийских и чешских средств массовой информации. Не позволяя русской писательнице и журналистке лететь дальше в Прагу, мы, видите ли, срываем культурную акцию международного значения!
– Да журналисты – это те же самые шпионы! – не удержался от реплики Якоб.
Инспектор Пихлер толкнул его локтем в бок.
– Мы все знакомы с вашей точкой зрения, стажер Шперлинг, – холодно отозвался председатель комиссии. – Более того, мы в курсе, что в полном праве не пустить кого бы то ни было в Чехию по греческой визе. Однако мы также знаем, что в данном случае могли бы не придерживаться правил столь буквально, поскольку налицо особые обстоятельства.
– Так вы ее пропустите?! – возмутился Якоб.
– Нет, Шперлинг, не пропустим! – взорвался группенинспектор.
Он стукнул кулаком по столу, и стопочка уже рассмотренных дел накренилась и с шорохом рассыпалась.
– А не пропустим мы ее потому, что КОЕ-КТО поторопился шлепнуть на визу этой русской печать «Аннулировано», даже не потрудившись разобраться в обстоятельствах! – гневно продолжил председатель комиссии.
Якоб поморщился. У группенинспектора была пренеприятная манера выделять голосом отдельные слова так, словно они написаны крупными жирными буквами. Или вообще выбиты зубилом на мраморной надгробной плите.
– Но я же нашел эту русскую в базе! – напомнил обиженный Якоб. – Елена Логунова уже не раз нарушала визовый режим по украинскому паспорту! То есть она злостная нарушительница – это во-первых, и путешествует по разным паспортам – во-вторых! Типичная шпионка!
– Дорогой Якоб, – почти нежно позвал председатель комиссии, закрывая глаза и вытирая платочком вспотевший лоб, – а вам известно, что у русских есть так называемое «отчество»?
– И что? – неопределенно ответил Якоб.
– А то, дорогой мой Якоб, что отчество русской Елены Логуновой – Ивановна, а украинской – Александровна. Более того, разница в датах рождения у них составляет двадцать лет, так что любому НОРМАЛЬНОМУ человеку понятно: это две разные женщины!
– Ты облажался, парень, – шепнул стажеру инспектор Пихлер.
– И что же теперь делать? – беспомощно пробомотал стажер.
Ах, говорила ему муттер, говорила: «Якоб, ты должен быть более внимателен к деталям!»
– А теперь нам предстоит решить, что делать с другим русским, – со вздохом сказал председатель комиссии, перекладывая листочки дела русской писательницы в развалившуюся стопочку уже рассмотренных. – У нас ведь есть еще один гражданин России с подобным нарушением визового режима. В другой ситуации мы бы выслали его на родину без раздумий, но при данных обстоятельствах депортация сразу двух российских граждан может быть расценена как яркое проявление ухудшения политических отношений между нашими странами.
