— Правда хочешь?
Я дал взглядом понять, что не стоит мне задавать подобные вопросы, и вернулся к монитору:
— На утро реши.
— Хорошо.
И я надел наушники, чтобы внимательно вслушаться в происходившее в заброшенной пекарне, где мы вчера устраивали облаву. Час за часом я буравил взглядом одну точку на столе, сдавливая карандаш между пальцев. Лист был почти пуст на временные отметки — так, пара непонятных фраз для расшифровки и очистки от помех…
А вот перед первыми выстрелами отчетливо слышался крик. Могло показаться, что это просто мат, но я все равно пометил временной отрезок и поставил в приоритет для расшифровки.
Когда оторвал взгляд от монитора, над городом уже светало. Очертания каменного квартала смешались в какую-то грязь. Я откинулся в кресле, теряя концентрацию, и в голову снова полезли мысли о журналистке.
Странно — нервы не дрогнули, горло не сдавило от сухости и жажды, но из груди вырвалось требовательное и взвешенное рычание: «Моя». Видимо, гормоны поутихли, наконец. Желание из одуряющего и смертельно опасного стихло до терпимо тлеющего. Голова стала, наконец, абсолютно ясной.
Глянув на диван, я не нашел на нем Майка, зато на краю стола стояла чашка с кофе. Потрогал, убедился, что он безнадежно остывший.
Было в этом утре что-то особенное — последний день прежней жизни. Странно, что не было никаких сомнений по поводу Донны. Я ведь не обществу вызов бросал, а себе самому прежде всего. Не нашел времени выбрать — зверь выбрал за меня. И неплохо так выбрал, надо сказать — девочка идеально соответствовала моему вкусу. В меру зубастая, дерзкая, заводная… И мордашка с фигурой — загляденье. Немного травмированная, но живая. А не все эти идеальные до ряби в глазах самки, которых то и дело натравливал на меня отчим. Страшно было представить, что на какую-то из них сделал бы стойку, но зверь ни разу не подставил — уносили ноги с поднятой головой и брезгливой гримасой.
Пожалуй, я даже был рад, что так вышло.
Я прикрыл глаза совсем ненадолго, откинув голову на подголовник… только откуда взялся этот солнечный заяц вдруг на морде?
Солнце определенно мне мстило за что-то — снова нашло и пырнуло в глаза.
***
Только-только начался рабочий день моего издательства, а я уже стояла на пороге приемной своего начальства — Кермана Лавера. Бывший военный журналист и советник, он и в атмосфере офиса новостного агентства «Таймстоун» добился жесткой дисциплины и самоотверженности. Мне нравилось у него работать. Мы не занимались светскими новостями. «Таймстоун» освещал политические, криминальные и городские новости. Здесь я казалась себя по-настоящему важной, независимо от моей "бракованности".
Надо сказать, что женщин в агентстве по пальцам пересчитать, а я вообще единственная, кто носится на передовой.
Босс был в офисе, как обычно, за час до официального начала рабочего дня. Этим я и воспользовалась, прокравшись к нему в приемную.
— Явилась, — не оборачиваясь, констатировал он.
— Вы наверняка знаете правду, — тихо пролепетала я, стоя у него в кабинете.
— Я наверняка знаю, что ты дура… — повернулся он ко мне от окна.
Никогда не отличался деликатностью, но я все равно разочарованно выдохнула, чувствуя, как ноги превращаются в желе. Тяжело признаваться себе, что зависишь от всех, и только сам по себе ты никто и ничто.
— …Но ты — моя дура. И терять я тебя не хочу.
— И почему же я дура? — сложила руки на груди.
