– Ты уж потерпи, малыш. Я знаю, что с тобой происходит. Надо потерпеть…
Темно-серые глаза взглянули на Стерко снова без всякого выражения.
Стерко замолчал, негодуя на самого себя. Ну что толку объясняться с несчастным больным ребёнком?
– Мне надо уйти ненадолго. Ты веди себя хорошо, ладно? Слушайся Шото, я прошу тебя… Ну, пока!
Стерко погладил его по голове, встал и пошёл к двери. За его спиной раздался резкий вскрик. Стерко обернулся. Размахивая руками, больной расшвыривал в разные стороны несчастную мозаику. Содрогнувшись, Стерко вышел в коридор.
– Ну что? – хмуро спросил Шото.
– Да ничего… – проронил Стерко, с шумом выдыхая воздух. – Всё то же самое.
– Иногда мне кажется, что он это всё нарочно.
– Перестань! – разъярился Стерко. – Что ты от меня хочешь? Чтобы мы избавились от Зого?
Шото молчал.
– Ты же знаешь, что его болезнь неизлечима! И у нас есть только два выхода, Шото. Или мы будем ухаживать за ним бережно и терпеливо, как прежде, или нам придётся его прикончить!
Шото вздрогнул, с ненавистью стрельнул глазами в сторону Стерко, поджал губы и, не говоря ни слова, повернулся к отцу спиной и пошёл в комнату Зого.
Стерко перевёл дух и бросился из дома. Всё мыслимое и немыслимое время вышло.
ГЛАВА 4. Пустынный пляж
Стерко остановил машину на небольшой автостоянке. Летом в жаркие дни тут негде яблоку упасть, но сейчас осень была уже на носу. Пусто, безлюдно, промозгло. Одним словом, гадко. Гаже просто некуда. Точно так же, как на душе у Стерко.
Выбравшись из машины, Стерко постоял немного, разглядывая пляж. Дождливым утром это местечко способно было навеять тоску даже на патологического оптимиста, так что уж говорить о измученном хаварре, золотые денёчки для которого закончились давным-давно.
Вжав голову в плечи, Стерко взглянул на затянутое тяжёлыми тучами небо, ёжась, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и неторопливо пошёл к пляжу.
На скамье недалеко от воды сидел некто рыжеволосый в длинном темно-зелёном пальто. Стерко узнал бы, кто это, даже если бы не было этого ночного звонка. Узнал бы из сотни, из тысячи, из миллиона.
Стерко шёл по мокрому песку, поросшему редкими кустиками какой-то пожухлой травки. По мере того, как он приближался к скамье, сердце его билось все чаще и как-то всё больнее и больнее. Даже зашевелилось этакое малодушное желание повернуться и уйти прочь.
– Здравствуй, Лэри! – произнёс Стерко, останавливаясь за спиной у сидящего.
– Ты опоздал, – глухо сказал рыжеволосый. Как-то равнодушно сказал, и в то же время Стерко ощутил расплескавшуюся вокруг горечь.
Лэри обернулся и взглянул Стерко в лицо.
– Мы столько не виделись, а ты опоздал.
Стерко сжался.
– Садись рядом, я не кусаюсь, – равнодушно проговорил Лэри и, отвернувшись, снова стал смотреть на вздрагивающую под ветром водную поверхность.
Стерко присел. Как давно он не был так близко от Лэри. Шесть лет. Всю жизнь. Вечность.
– Ты плохо выглядишь, – заметил Лэри, наклонился и набрал в ладонь почти белого песка.
Да, Стерко выглядел плохо. А иначе и не может выглядеть существо, столько лет проведшее в добровольном изгнании. Стерко и сам ужасался, когда случалось взглядывать в зеркало. Он знал, что не только стал старше, но ещё и разучился держать себя в руках. Этого могли не замечать люди, но этого не мог не увидеть Лэри, лучше которого Стерко не знало ни одно существо во всем мироздании.
