И это правда. Папа дал имена нам с сестрой, и именно в честь своих дедушек. Наши мамы ещё удивлялись, как это они согласились дать дочерям мужские имена, хоть и адаптированные под женские. Папа умел убеждать.
– Надо же, ты помнишь, – фыркнула.
– Ну, дык, на память не жалуюсь. Я вообще все всегда хорошо помню, – произнес он и прозвучало это как-то зло. – А ты вообще знала, что здесь буду я?
– Узнала, когда Владка уже договорилась и записалась.
– Угу. И все равно пришла.
– Меня заверили, что ты лучший частный детектив. И я пришла к тебе, как к специалисту.
Егор криво усмехнулся.
– Да, лучший, не побоюсь этого слова, – самоуверено заявил он. – Ну, и зачем тебе детектив?
– Мне нужна помощь, – вздохнула я.
– Ну давай. Послушаю, – выдал он, разваливаясь в своём кресле.
Я снова вздохнула и, уставившись Егору в глаза, тихо произнесла:
– Миша погиб, ты знаешь?
– Знаю, – нахмурил Егор брови и отвёл взгляд.
– Но... а почему не пришёл? На похороны...
– Это имеет отношение к делу? – Егор поднял на меня глаза, а его руки на столе цепко сжались в замок.
– Нет, не имеет, – качнула головой. – Вчера прошло полгода, и я поехала к нотариусу... – и дальше я начала рассказывать, все что происходило на этой встрече. Говорила сухо, не акцентировая внимания на эмоциональных аспектах. А просто, по факту, как фильм пересказывала.
– Я так понимаю, что с внебрачным сыном Мишки ты наследством делиться не хочешь? – усмехнулся Егор, когда я закончила.
Мне стало обидно. Почти до слез.
– Я хочу убедиться, что этот ребёнок действительно сын моего мужа. Но предоставить доказательства мне отказались, – ответила зло и вновь потянулась к чашке, потому что в горле пересохло. – Я не верю, что Миша мне изменял.
– Ну да, у вас же такая любовь была, – в очередной раз усмехнулся Брюсов.
– Я и до сих пор его люблю. И пока не узнаю все точно, не успокоюсь.
Я сделала маленький глоток чая, он обжег кончик языка. Но я и вида не подала. Глотнула ещё, утоляя жажду.
– А свои дети у вас с Мишей есть? – прозвучал вопрос. А у меня сразу затряслись руки, да так сильно, что я чуть не расплескала чай. Поставила чашку обратно и ответила:
– Был. Мальчик умер, прожив всего один день, – моё лицо начало гореть, я коснулась его пальцами и отрешенно уставилась в окно, закрытое сейчас жалюзами. – Понимаешь, Ваня мне сказал, что узнал о существовании ребёнка у Миши как раз год назад. Когда наш ребёнок родился... и умер.
– Ваня? – уточнила Егор. – Это Рогозин, который?
– Да. У него с Мишей совместный бизнес. И я после нотариуса поехала на фирму к Ване, и он сказал, что знал про ребёнка. Просто что он есть. Тоже ни имени, ни даты рождения, ни где и с кем живёт. Узнал случайно, как именно не сказал... и мне вот эта завеса тайны очень не нравится. Скрывают обычно что-то, когда есть что скрывать. Не просто же так...
Егор интенсивно хмурился, трогая свой подбородок. Его старая привычка.
– Соболезную тебе, про вашего ребёнка, – произнес вдруг Егор и вроде даже искренне. – Но, если даже Ванька в курсе, то может быть все так и есть?
– Это все всего лишь слова. А я хочу видеть факты. Да и... ну не верю я, что Миша мог со мной так поступить, понимаешь? Что у него есть сын, чужой, когда мы мечтали о нашем, а потом... оплакивали нашу потерю. Да и не замечала я за Мишей какого-то другого, не такого поведения, как обычно. Он всегда приходил домой ночевать, женскими духами от него не пахло, все деньги в дом, в нашу семью. А тут откуда-то взялась вторая.
