– Милорд, я молодец? – пропела Лина. Я вытаращила глаза, понимая, что служанки с хозяевами так не разговаривают.
– Молодец, – согласился Джозеф. Я словно наяву увидела, как он ей улыбается.
Хихиканье горничной и шелест одежды заставили меня опуститься до позорного поступка. Я пригнулась к замочной скважине. Ничего не увидела, но по звукам догадалась, что мой отчим предается близости с горничной. Ритмичное поскрипывание стола, влажные шлепки, протяжные стоны и… меня вырвало.
– Там кто–то за дверью, – послышался встревоженный голос горничной.
Я распрямилась и вытерла рукой рот. Бежать не могла. Кружилась голова. Да и почему я должна прятаться? Я нахожусь в доме, который построил мой отец.
Дверь открыл Джозеф. Его одежда не была в порядке. Увидев меня, он закаменел лицом. Шагнул, чтобы закрыть за собой дверь, но я успела увидеть, как Лина одергивает юбку.
Я опустила глаза.
– Вы вляпались, – сказала я, вялым движением руки указывая, что опекун наступил на вывернутое содержимое моего желудка. Развернувшись, я ушла, оставив за спиной побледневшего отчима.
Лину я больше не видела. Я даже не пыталась узнать, куда она делась. Помогать в одежде приходила старая служанка Бани, помнившая еще моего отца. Опекун, если и встречался со мной, то не за столом. Больше мы вместе не обедали.
Но невозможно, живя в одном доме, не сталкиваться. Мы вынуждены были лицезреть друг друга в холле, на лестнице или в библиотеке, где я демонстративно читала любовные романы. Все наши встречи носили случайный характер. Я делала вид, что Джозеф стеклянный, он – что сильно занят.
Наше молчаливое противостояние вскоре закончилось. Я гадала, что стало тому причиной, но не находила ответы. Инициатива исходила не от меня.
– Хозяин прислал это вам, – Бани положила на край туалетного стола бархатную коробку. Очередной подарок.
Даже спустя полмесяца, я отказывалась разговаривать с Джозефом. И даже пыталась не встречаться с ним. Для чего выбирала для прогулок дальнюю часть сада, подальше от окон его покоев, или запиралась в своей комнате. Мне так и не позволялось покидать усадьбу.
– Верни. Мне ничего от него не нужно.
– Зачем вы так? – служанка не понимала. – Он же вам вместо отца. Старается…
Она осеклась, когда я строго посмотрела на нее. Распустились. При матери рты боялись открыть.
В другой раз, когда слуги принесли огромную коробку с платьем, Бани сама развязала ленты. Видимо, научили, что не надо ждать, когда я захочу посмотреть содержимое. Нужно соблазнять. Я и соблазнилась бы, если бы оставалась такой же наивной, как сразу после окончания пансиона. Теперь же у меня к опекуну было такое отвращение, что я готова была ходить в рванье, лишь бы он держался подальше.
И опять служанка открыла рот.
– Вас пригласили на бал к герцогу Вальд. Хозяин собирается сопровождать вас. Не пойдете же вы туда оборванкой? – она достала из коробки конверт с пригласительным билетом. Я взяла его, так как дочь герцога училась вместе со мной.
«Анна, только попробуй не приди! – было приписано ее рукой. – Будешь жалеть всю жизнь».
Я отошла к окну, оставив служанку, которая демонстрировала платье, держа его на вытянутых руках. Красивое, изысканное, нежное. На кровати стояли атласные туфельки под цвет. Такого наряда у меня никогда не было. Но думала я сейчас не о том, как пойти на попятный и согласиться выехать из дома рука об руку с отчимом. Я планировала собственное спасение.
