Впрочем, подробно обо всем этом – по ходу книги, а сейчас вернемся с небес на землю, к реалиям политэкономическим. Фундаментальные изменения в отношениях собственности и социума в России, лакмусовая бумага которых – универсальный переход состояний по наследству, все еще не осмыслены по-настоящему нашим обществом и его научной элитой (хотя и наскоро освоены элитой коммерческой). А раз не осмыслены, значит и не приняты, что, в свою очередь, будет продолжать таить опасность политической и социальной катастрофы, не воспроизводство благотворного для общества богатства, а разрушительную борьбу за каждый отдельно взятый переход обладания им.
Произошедшая в нашей стране в начале 1990-х революция сверху, перевод государственной собственности в буржуазную, резкая социальная и имущественная поляризация общества, усложнение имущественного оборота и неполнота обновления наследственного права обусловливают необходимость глубокого и всестороннего изучения институтов имущественного правопреемства как имеющего решающее значение для существования правового государства и общества, основанного на частной собственности, его стабильного поступательного развития.
Важным в связи с этим представляется критический анализ регулирования наследственных отношений как в России, так и в иных юрисдикциях, в т. ч. относящихся к системе общего права, сравнение решения аналогичных задач правом России и других стран, установление возможности и необходимости восприятия им тех или иных институтов, рецепции норм и их корректировки.
Россия заинтересована и в обеспечении наследственных прав своих граждан, имеющих имущественные интересы за рубежом, в эффективном и успешном развитии русского зарубежья как инструмента своего влияния, в сохранении его самоидентификации и преемственности, в т. ч. имущественной, важнейшим инструментом которой является наследование.
Актуальность сравнительного наследственного права стран англо-американского мира и России обусловлена целым рядом причин научного и практического порядка.
Во-первых, изучение чужого опыта посмертного перехода крупной буржуазной собственности позволит упорядочить наследование таковой в России, что объективно полезно в интересах всего общества.
Во-вторых, освоение западного опыта наследования потребительской собственности в условиях общества, опутанного массовым кредитом и иными обязательствами, ничуть не менее, а скорее даже еще более ценно в условиях российских реалий, к которым существующие нормы ГК РФ попросту не готовы. Более того, создается впечатление, что и законодатель, и доктрина словно отказываются даже ставить на обсуждение вопрос о введении норм, позволяющих классу бедных вообще суметь передавать из поколения в поколение то немногое, что удалось нажить и сохранить, без страха перед все более многочисленными – и причем профессиональными – кредиторами.
Исследование англо-американского регулирования перехода прав и обязанностей от закредитованных наследодателей к закредитованным же наследникам позволяет воспринять порядок, учитывающий противоположные по сути интересы должников и кредиторов, кредиторов наследодателя и кредиторов наследника.
Последние наследственно-правовые новеллы, связанные как с первой, так и со второй группой вопросов, однозначно связаны с рецепцией институтов, происходящих из общего права: трастоподобные наследственные фонды, наследственный договор, отказ от римской цивильной посуточной компутации времени в пользу реального времени в отношении коммориентов и банкротство наследства.
