Потом Стёпка отключился, вязкий туман окутал его сознание, сквозь который он слышал как из-под земли возгласы «атас», топот ног, ещё какой-то гул голосов и звон в ушах. Тело стало ватным, распустилось.
Окончательно очнулся на больничной койке. Все кости ломило, словно его тело пропустили через гигантскую мясорубку. Шапка-ушанка невольно спасла голову, сотрясение было не столь сильное, как могло быть, но кровью мочился долго и ноги отказывались держать ослабевшее тело.
Не ведал Стёпа, что незавидную участь его облегчил Ляпа, не спавший в ту ночь и поднявший тревогу среди персонала интерната. Он навестил его в больнице, напросившись с доброй Зоей Ивановной. Ляпа и сообщил ему, что команду Гюрзы и пару «мутных» увезли куда-то, но главаря оставили, так как не застали в подвале. Стёпка, пряча глаза, повинился перед товарищем и больше никогда не называл его Ляпой.
Вернувшись в интернат, Стёпа обнаружил относительно спокойную жизнь. Гюрза притих на время, только Тяпа по-прежнему лебезил перед ним.
Среди друзей Стёпы теперь числился один Вовка Лебедев. Теперь он узнал о непростой его судьбе, похожей на его собственную, это ещё теснее сблизило парней. Только обида, нанесённая подельниками, не покидала обоих. Друзья явно что-то задумали, затаились.
Как-то в столовой взревел за столом Гюрза, оказалось, что кто-то подсыпал ему в суп красный жгучий перец.
В качестве приправы перец не водился в интернате, Стёпа и Вовка купили его в городе… После этого они обнаружили за собой хвост: пронырливый Тяпа выслеживал каждый их шаг. Но не уследил: в другой раз перец оказался в кармане куртки Гюрзы, не поняв, в чём дело, тот сначала чихал, потом занёс перец в глаза.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, учебный год подошёл к концу, Гюрзе исполнилось восемнадцать, он вышел из интерната по возрасту вместе с Тяпой. Трудно верилось в счастливое избавление.
Стёпу с Вовкой и прочими ровесниками перевели в старшую группу. В интернат начали прибывать новенькие. Потянулись безрадостные дни какого-то тревожного ожидания и тоски. Надежда и мечта спасали: ночами, зарывшись с головой под одеяло, Стёпка видел родные поля, грачей, важно шествующих за плугом. На груди его на толстом гайтане вместо креста болтался ключ от дома…
Часто с досадой думалось о том, что, останься он в деревне, сам себя прокормить бы смог, посадил бы картошки, морковки, грибов в лесу насобирал, высушил. Зимой бы на зайцев петли ставил. На фоне того, что испытал он тут, прошлая жизнь в деревне казалась ему раем. Мысли о том, чтобы работать на земле, с неодолимой силой владели душой Стёпки. Когда сознание его окутывало сном, последнее, что приходило на ум как блаженная мечта: «Выучусь на тракториста и вернусь!»
Вовка Лебедев грезил стать моряком и всю жизнь странствовать по морям. Он зачитал до дыр «Робинзона Крузо». У него вдруг обнаружились недюжинные способности к рисованию. Все его тетради были изрисованы морскими волнами, коих он никогда не видел, диковинными бригантинами и яхтами.
«Недолго ждать осталось!» – утешали друг друга братья по несчастью. Да, недолго, два года до восемнадцати, выпуск из интерната, с предоставлением жилья – крохотной комнатки в чулане старинного барака на бандитской окраине. Изнуряющий труд на пимокатной фабрике среди кислотных испарений производства, мата и брани мастеров и работников, нищенской зарплаты, повального пьянства после трудовой недели, а то и после смены. Спасла армия. Танковые войска, служба в степной Монголии для Степана, десантные в Новосибирске для Володьки Лебедева. На том и разошлись их пути-дороги навсегда.
