– Да вот, собственно, тут все изложено.
По-прежнему слегка усмехаясь, Дина выложила перед ним листок со стихотворением. Почерк у нее был не слишком разборчивым, к тому же она спешила.
ОВ придвинул к себе бумажку и стал читать про себя.
Перед ними беспомощны полностью мы
И теряем слова, и теряемся сами.
Но приходят с какой-то иной стороны
Люди с тусклыми темными, злыми глазами.
Они бродят средь нас, они смотрят на нас,
Словно видят насквозь, и мы им не по нраву.
А на дне их бездонных таинственных глаз
Есть неведомый яд, колдовская отрава.
И отводим мы взгляд, натыкаясь на них,
Но умеют вылавливать нас зеркалами,
И тогда – пролезает в мой сон и в мой стих
Кто-то с темными, злыми… моими! глазами.
Прочитав, шеф поднял, наконец, голову. И смотрел на Дину так долго и внимательно, что ей даже стало не по себе – в его глазах странной точкой застыла тяжелая мысль. Она выдержала взгляд, пытаясь оставаться спокойной.
– Если вы выявили этого зеркального «некто» и вывели его на Божий свет – это уже неплохо, – произнес он. – По крайней мере, дано не каждому.
Значит, в отличие от Влада, шеф прекрасно понял смысл стихотворения.
– Надеюсь, это не единственная моя способность, – мрачно буркнула Дина.
Ей показалось, что он и хочет, и почему-то не может внушить ей оптимизм. Однако он сделал над собой видимое усилие:
– Я читал про ваши способности и уверен, что они пригодятся, – голос у него был какой-то вымученный. – Может, вы все-таки сами сделаете на чем-то упор, расскажете, что у вас получается лучше всего?
Дина попробовала сосредоточиться и начала было что-то говорить про любимые предметы, но быстро замолкла. Ей показалось, что он не слушает.
– Да вы ведь и так все сразу видите в человеке, разве нет? – прервала она саму себя.
– Да Бог с вами… – быстро ответил ОВ. – Разве можно читать в чужой душе, как по книге? Таких мастеров, к счастью, не существует. Что-то вижу, бывает. Иногда, правда, хочется ничего этого не знать…
Наконец-то он улыбнулся, правда, совсем невесело. Ей даже захотелось сказать ему что-то утешительное.
– Мне показался странным один момент в вашей автобиографии, – продолжал ОВ, листая свой блокнот. – Вы очень откровенно отвечали на любые вопросы. Но вот три года обучения в Финансовой Академии обошли молчанием. Это с чем-то связано?
– Ну да, разумеется, вы заметили… Значит, надо объяснить?
Он снова поднял на нее внимательные глаза:
– Это необязательный вопрос. Как хотите.
Дина действительно не любила рассказывать об этом периоде своей жизни.
– Умолчала, потому что все это не делает мне особенной чести. Ничего интересного, небольшая школа жизни. Люди казались несправедливыми, обстоятельства – против меня. Короче, удара держать не умела. Но, с другой стороны, если бы не этот маленький эпизод, я бы не оказалась в нашем университете. Так что, все к лучшему.
Малоприятные воспоминания, на самом-то деле. В семье Дина росла тепличным ребенком. Однако современные школы или уродуют душу, или закаляют ее, впрочем, одно другого не исключает. Выдерживая все прелести отношений с одноклассниками, видя неспособность большинства учителей не только работать, но и хотя бы не испытывать к детям ненависти, Дина быстро научилась всегда быть начеку и готовиться к худшему. Плохо или хорошо, что именно такие уроки усваиваются лучше всего? Однако что-то неуловимо изменилось, когда она заступилась в школе за кого-то еще более слабого. С этого момента Дина перестала чувствовать себя жертвой.
