Я возвращаюсь на работу, но между делом постоянно держу в голове поступок девчонки. Все еще не верю до конца, что она сделала это чисто из альтруистических побуждений. Потому что в моем мире так не бывает, так не поступают. Просто так никто ни для кого ничего не делает. Я пытаюсь убедить себя в ее корыстности, но почему-то не могу. Как не могу забыть вчерашний ужин. Простой, без изысков, но вкусный.
Она приготовила его для меня.
Нет, она приготовила его для себя, а меня просто… Угостила? Пожалела? Ненавижу жалость. Чувствую, как внутри растет раздражение. Пытаюсь остановить его, задушить на корню, отвлечься, но оно скребется, просачиваясь сквозь щели, царапает, заставляя наказать девчонку, наорать на нее, нахамить, заставить ее пожалеть о том, что сделала. И отбить всякое желание делать так в будущем.
Вчерашний суп уже не кажется мне таким вкусным.
Но никто никогда не варил для меня суп.
– И она не варила! – взрываюсь я мысленно.
Она. Варила. Его. Для. Себя.
Все!
Срываюсь на Регине.
– Ты отправила документы в «ПрофиСайт»?
– Д-да, – произносит неуверенно.
– Ответ прислали?
– Не смотрела еще.
Поднимаю на нее глаза.
– Их ответ очень важен для меня. Я предупреждал тебя об этом, – говорю негромко, но каждое слово режет. Ее.
– Я сейчас проверю, просто без Вас…
– Проверь, – обрываю ее на полуслове.
Регина кивает и стремительно выходит из кабинета.
Черт знает что! Меня не было всего несколько дней, а в компании уже бардак. Куда Успенский смотрел?
К вечеру мысль о том, что мне придется вернуться домой и столкнуться там с девчонкой, становится мучительной. Мне ненавистно осознание того, что она видела меня слабым и беспомощным. И жалела. Как какого-то… щенка.
– А если бы она не сделала этого? Если бы она поступила так, как обычно поступают в твоем мире? – спросил невесть откуда взявшийся внутренний голос. Совести? Да у меня ее отродясь не было.
Я не хочу отвечать ему. Не хочу, но понимаю, что ничем хорошим моя болезнь не закончилась бы.
Она спасла меня.
Черт побери, какая-то девчонка меня спасла.
Ухмыляюсь.
Теперь она будет ждать за это благодарность.
Нет, никаких благодарностей. Это был ее выбор. Никто не заставлял ее выступать в роли спасительницы.
Я просто верну ей то, что она потратила на меня.
– Алиса, – останавливаюсь перед дверями ее комнаты. Выходит не сразу.
– Что? – смотрит прямо и вопросительно.
Я достаю бумажник и отсчитываю купюры.
– Это возмещение твоих затрат на меня, – протягиваю ей.
Брови девчонки взмывают вверх.
– А как же штрафные санкции? – ухмыляется невесело.
– Какие санкции? – не понимаю я.
– Ну, я, как минимум, нарушила три твоих правила, – закатывает глаза и начинает выкидывать из кулака пальцы. – Не заходить к тебе в комнату. Не разговаривать с тобой без крайней необходимости. Не готовить, когда ты дома. Не знаю, может, еще что-то нарушила. Ах да, я приносила тебе чай в комнату. А у нас же запрет на еду вне кухни.
От ее слов я впадаю в легкий ступор и не сразу соображаю, что ответить.
– Так что можешь вычеркнуть из моих карманных денег, – кивает она на купюры в моей руке.
– Ты нарушила правила в силу… обстоятельств непреодолимой силы.
Мне не хочется ничего вычитать из ее денег.
– Обстоятельства непреодолимой силы, – задумчиво повторяет девчонка, а потом забирает деньги и делает то, от чего я впадаю в транс. Она пересчитывает их и возвращает мне ровно половину. – Все по-честному. У нас договор. Я нарушила его условия и должна понести наказание. Подачки мне не нужны.
