Юрист поднял брови – раньше я не проявляла интереса к подробностям, но кивнул. Вот и хорошо. Не хочу ничего объяснять.
– Закончим с наследством. Вам нужно подписать здесь, – он пододвинул несколько бумаг и я нацарапала инициалы, не глядя. Все внимание было приковано к конверту на краю стола. – И я передам пакет. Предоставить вам комнату, чтобы вы могли ознакомиться с содержимым?
– Нет, спасибо.
Мне не терпелось узнать, что внутри, но, сунув пакет под мышку, я встала. Лучше сделать это одной, когда буду уверена, что не разревусь, и не упаду в обморок.
– Позвоните, когда что-нибудь прояснится.
Я вышла в пыльный горячий воздух. Улица в солнце, а мои дорожные джинсы и простая футболка не были рассчитаны на жару. В фойе бизнес-центра было зеркало. Я заметила, что кожу на руках и лице напекло после кладбища.
Я села на заднее сиденье такси и задумчиво помяла пакет.
Внутри бумаги. Стопка не толще тетрадки, разных размеров. Было у меня несколько предположений. Зная Эмиля, это, скорее всего, финансовые документы или инструкции на случай смерти. Мой муж всегда был продуманным и дальновидным. В детстве сирота и беспризорник, он из нищеты поднялся до вершин материального благополучия. Одно это говорит, что за человек он был.
Разумно даже то, что инструкции я получу спустя полгода. Первое время после смерти мужа я была полностью невменяема…
– Куда едем? – таксист вернул меня в реальность.
Я назвала адрес частной клиники.
– Заедем за цветами, – предупредила я. – Нужно навестить знакомого.
Антону мои цветы не нужны, но я взяла букет голубых гортензий. Не могу прийти к человеку в больницу с пустыми руками.
Хотела поговорить с лечащим врачом, но в простой одежде, с покрасневшим лицом и пыльными волосами меня не узнали, и предложили назначить прием через неделю. Стоило показать документы, все мигом переменилось. Администратор связалась с главврачом и через минуту я уже была в небольшом, со вкусом обставленном кабинете. Он больше напоминал офис. О том, что он принадлежит врачу, напоминали лишь сертификаты и дипломы на стенах.
– Состояние Волкова стабильно тяжелое, – врач посмотрел карту в ноутбуке, но думаю и так прекрасно знал состояние Антона. – Хуже ему не становится, но…
– И лучше тоже, – пробормотала я, опустив голову. – Он реагирует? На родных, на голос, хоть на что-то?
Букет гортензий лежал у меня на коленях.
– Нет, госпожа Кац. Будем надеяться на лучшее, шансы есть всегда.
Почему бы и нет, пока я плачу за палату?
А я вдруг дико, страстно захотела, чтобы Антон вышел из комы и рассказал, что случилось в клубе, о последних минутах мужа. Вот он, совсем рядом: ответ на все вопросы. Лежит за соседней стеной, подключенный к аппаратуре. Его мозг жив, только ни на один вопрос мне не ответят.
– Хотите его увидеть? – а когда я кивнула, врач продолжил. – Идемте за мной.
Я не ошиблась с выбором цветов. Бледно-голубая гортензия подходила к холодной гамме больничного интерьера. Я шла по коридору за главврачом. Он отпер дверь со светонепроницаемым матовым стеклом, и мы попали в затемненный коридор. Всего две палаты и сестринский пост. Коридор охраняли двое амбалов в форме частной охранной фирмы.
– К нам влезли, – пояснил главврач. – Я распорядился усилить охрану. Это палата Волкова.
– Влезли? Ему что-то угрожало?
Врач покачал головой.
– Влезли не к нему, а в соседнюю палату. Три недели назад. Сигнализация почему-то не сработала, медсестра подняла шум. Просто мера предосторожности, госпожа Кац.
