На щеках выступил румянец. Но именно такое чувство и было – словно я еще замужем. Из-за него я не снимала кольца. И сейчас они блестели на безымянном пальце друг над другом – обручальное и с черным бриллиантом.
Андрей наклонился ко мне.
– Дина, – мою руку он не отпустил, а сжал в своих. – Ты хранишь верность умершему человеку. Что касается Даши… Она хорошая девушка, но ты забыла, что я говорил? Люди не вызывают во мне особых чувств. Только ты, слышишь?
Конечно слышу. И это пугает – быть для кого-то светом в окне.
– Я все за тебя отдам…
Пальцы на подбородке стали настойчивыми. Он не просто наклонился – хотел поцеловать. Я отпрянула, не зная, как прятаться от рта и рук, прикрылась ладонями, не позволяя приблизиться. Сердце выскакивало из груди. Поцелуй после прозвучавших признаний – не то же самое, что дружеский. Хотя Андрей никогда не был другом. Когда я была беременна, его интерес ко мне ослабел, но теперь даже стал сильнее. Он даже не успел коснуться губ, нам миллиметра не хватило, когда я отвернулась. И все равно завелся – он меня хотел.
– Прости, – голос подвел, я себя еле слышала. – Я ни с кем не могу быть... Дело не в тебе, в нем.
У меня перехватило горло: поцелуй после признаний – это зеленый свет. А у меня чувство, что я предаю мужа просто потому, что рядом наполовину раздетый мужчина, который меня хочет. Я бросилась из ванной – мне бы спрятаться, остаться одной и поплакать о муже. Но все, что в моем распоряжении: чужая квартира и спазм, который не давал дышать. В кухне я упала за стол и закрыла лицо ладонями.
Он сейчас придет. Я в его квартире и об этом никто не знает. У Андрея давно ко мне сильные чувства. Раньше нам «мешал» Эмиль, но теперь его нет.
Я ощутила движение за спиной. Андрей постоял и сказал:
– Наверное, мне лучше переночевать в другом месте.
Я слышала, что он ушел в ванную и заканчивает с ранами в одиночестве. Сердце рвалось на части от жалости к нему и к себе.
– Дина, я принесу твою сумку из машины, – буднично сказал он, когда вышел. – Телефон можешь оставить, но никому не говори, где ты, кто бы ни позвонил.
Я взглянула ему в лицо: совершенно обычное. Никаких признаков обиды или разочарования. Ему больно, но больно привычно. Для него это просто очередное «нет» и только. Андрей давно один, привык к этому, а от одиночества избавиться не просто. Со временем к нему привыкаешь. Оно становится частью тебя. И неважно, появляется у тебя кто-то или нет, это ничего не меняет. Оно уже пустило в тебя корни. Ты остаешься прежним.
Я видела это в Андрее.
По людям заметно, если большую часть жизни они привыкли быть одни. Они много молчат. Часто в себе. Забывают отвечать на вопросы. Не обращают внимания на окружающих – они для них белый шум. Думаю, и Даша для него такой была на самом деле. Наверное, злилась, когда просыпалась ночью, видела, что одна в постели, шла его искать, находила на кухне с сигаретой в руках. Одиночество мало заполнить снаружи, его надо заполнять изнутри. Это я его заполняла. Меня он слышал, мной дышал. Хотел.
Я не могла ответить ему взаимностью.
– Я приду завтра, – сдержанно сказал он. – Мы еще поговорим. Позже. От своих слов я не отказываюсь, обещал тебе подарок, я его сделаю. Это тебя ни к чему не обязывает.
Прямой, полный темной горечи и желания взгляд, было трудно выдержать. В нем была решимость довести дело до конца… чтобы я успокоилась. Приняла правду, что Эмиль умер – не умом, а сердцем.
