Долго я сопротивлялась и изучению способов выживания.
– Что я такого вам сделала? – рыдала я. – Почему вы на пять месяцев отправляете меня на какие-то мучения?
Слёзы были настоящие. В тот момент мне, шестнадцатилетней девушке, очень нравился мальчик-орси. Высокий, худощавый, с потрясающе красивыми чёрными волосами, бездонными чёрными глазами, гладкой бледной голубоватой кожей. Мой первый поцелуй (а потом и следующие штук двести) случились именно с этим парнем, и я совершенно не желала расставаться с ним!
Только гораздо позже, когда эта ранняя влюблённость давно прошла, я поняла, зачем мама и папа устроили мне курс по выживанию. Они оберегали меня, ведь у меня практически не было шансов родить ребёнка от орси (у них очень специфическое оплодотворение), а это значило, что в семье потенциального жениха меня никогда не примут.
Инструктора по выживанию я и ещё двадцать девчонок разных рас, родители которых решили, что им, как и мне, нужен этот курс, ненавидели всей душой. Эта похожая на швабру, тощая, некрасивая, волосатая, горластая женщина-нава с Дапренава – планеты-пустыни – муштровала нас нещадно. Она была полугуманоид, полупресмыкающееся. Руки, ноги, голова – как у гуманоидов, а вот тело ниже бёдер – скользкий длинный чешуйчатый хвост.
Пять! – пять дранкзовых месяцев я толком не мылась, не расчёсывалась, нормально не ела, одевалась в обноски. После прилёта домой большую часть волос мне пришлось остричь, потому что они превратились в войлок. Но после этого курса я спокойно могла присесть под чахлый кустик, не скрывающий совершенно ничего, вместе с десятком таких же девчонок – жертв несварения из-за неправильно приготовленной гигантской гусеницы. По прилёту на Серванес я стала весить на четверть ниже нормы. Вернулась чёрной (на солнце обгорела не один десяток раз) и умеющей добывать огонь из продуктов жизнедеятельности земноводных, которых научилась ловить, потрошить и готовить. Именно там, на этих курсах выживания, я научилась метать холодное оружие из любого положения, в любую движущуюся цель с дистанции восемь метров. Именно на этой практике я научилась пить любую воду.
– Всех ваших сожителей, – наш преподаватель по выживанию ослепительно улыбнулась своими кривыми жёлто-коричневыми зубами, – вылечат в амниотической капсуле.
В общем-то, так всё и было. Пару десятков разных видов глистов из меня извлекли в течение недели лечения в амниотической капсуле. После этого я стала похожа на пособие по изучению типовых гуманоидных скелетов. Мама рыдала, когда я вернулась из медицинского центра по окончании практики.
Больше всего я обожала уроки пилотирования. Они были обязательными у всех проживающих на нашем планетоиде. У нас даже была лётная школа. И как я поняла позже, школа преподавала на хорошем уровне. В первом полугодии мы детально, до мельчайших подробностей, до самого мелкого шурупа, до самой крошечной управляющей платы разбирали устройство наших летательных аппаратов.
Огромный, пугающий своим внешним видом сах проплывал между рядами, когда мы собирали или разбирали какой-нибудь узел корабля класса «корвет». Наш лётный препод тяготел к этим кораблям. Все примеры он разбирал на кораблях этого класса. Впрочем, это было неплохо. Многие суда Серванеса переделывали из военных корветов разных рас. Их предпочитали из-за характеристик: небольшие, всего сто-двести метров в длину, очень манёвренные, относительно дешёвые и относительно несложные в эксплуатации.
