– Что в школе? – спросила я довольно уныло.
– Тебе с подробностями? Вот на химии сегодня разбирали интереснейшую тему…
– Ой, молчи, я даже думать не могу об уроках, – выдохнула я. – И я вообще не об этом спрашивала.
– Тогда уточни вводные данные.
– Кимка ходит в школу? – с трудом выдавила я, отводя глаза.
Она ведь так и не позвонила мне ни разу с той ночи, не объявилась в ВКонтакте. Как будто и не было у меня никогда надежной верной подруги.
– Нет, – не очень охотно отозвался Сашка. – Я слышал, она в какой-то клинике в Питере лечит нервишки. Вилли говорит, ничего серьезного, он беседовал с врачом, тот вроде сказал, что у него основная клиентура – это ученики выпускных классов. Не справляемся мы с перегрузками, понимаешь ли…
– А Мажейкас сам ходит в школу?
– Ну, изредка. В основном каждый день таскается в Питер. Учителя закрывают на это глаза, типа против такой любви не попрешь.
Мне стало еще тоскливей, чем было, и я сказала, едва сдерживая слезы:
– Спорим, ты бы ко мне таскаться каждый день не стал в ущерб урокам!
– Огульное обвинение! – запротестовал Дятлов. – Ничем не подтвержденное, кстати, поскольку такой ситуации еще не было. Может, я бы вообще все забросил и жил под дверью больнички?
Конечно, это был обычный треп, но я в своем нервном состоянии нуждалась в четких ответах. Поэтому задала вопрос снова:
– А серьезно, Сань? Смог бы ты ради меня пожертвовать хотя бы учебой?
Дятлов вроде как понял, что я уже не шучу, посмотрел на меня искоса, поднял и резко опустил плечи:
– Ну, если бы я знал, что тебе это точно нужно…
Я разразилась саркастическим смехом, из-за остаточных хрипов в горле больше похожим на карканье:
– Откуда знал-то? Думаешь, я бы стала умолять? Или ты считаешь, что Кимка просила Вилли приезжать к ней каждый день, хотя наверняка безумно этому рада? Эх, Сашка… Вот ты вообще хоть задумывался, для чего живешь?
Тут я загнула, конечно, с последним вопросом. Сашка глянул на меня с неподдельным интересом, глаза округлились, как всегда, когда его что-то всерьез занимало. Он подумал и ответил с обстоятельностью, которой я от него уже не ждала:
– Сложные вопросы задаешь, Дан. С одной стороны, может, и хотелось бы знать, для чего небо коптишь, с другой – страшно. Прикинь, ответит мне глас с небес: отправляйся прямо сейчас на ближайшую помойку, увидишь там пьяную тетку с фингалами, которая роется в мусоре. И знай, что твое предназначение в том, чтобы вернуть ее к нормальной жизни. Не справишься или даже браться не захочешь – все, напрасно прожил жизнь, незачет.
И с таким серьезным и озадаченным видом он все это произнес, что я даже поежилась:
– Фу, перестань! Не может быть такое предназначение, это слишком ужасно!
– Ага, задергалась! – развеселился Дятлов. – Боишься, что и у тебя может оказаться не лучше. Вдруг, например, твое предназначение в том, чтобы сделать счастливым одного обормота?
– Какого еще обормота? Тоже с ближайшей помойки или того, который приперся меня навестить, сидит на моем стуле и несет невероятную чушь?
Сашка расплылся в радостной улыбке:
– Ну, насчет чуши, так это ты начала, но больным прощается. И да, может, того, что на стуле. Только не думай, Борская, что его так легко осчастливить, с помоечным парнем было бы гораздо проще.
– Да уж конечно! Только как-то не хочется. И почему же его так тяжело осчастливить? Неужели я ничем не могу его даже порадовать?
