Конечно же она слышала разлетевшуюся новость о его новой песне. Скорее всего, она поверила тому, что об этом писала пресса. И не стала его расспрашивать, не предав этой раздутой сенсации большого значения. Когда она позвонила ему утром, то лишь сказала, что эта песня вызвала в ней attendrissement facileи что всё это показалось ей забавным. Да, Жаклин не чувствовала его, но при этом он был ей совсем небезразличен. Скорее наоборот, сейчас он значил для неё слишком много. И Джеймс, избравший когда-то для себя путь творца и, как истинный творец, глубже проникающий в окружающую действительность, пытаясь увидеть в ней то, чего не видят другие, без труда мог проникнуть в сердце швейцарской красотки и прочувствовать её внутренний мир. Если сообщить ей о разрыве сейчас, размышлял он, такая новость может больно ранить её. Значит, нужно постепенно подготовить её к такому разговору — он слишком ценил эту девушку, чтобы сильно обидеть её.
Играя на рояле в просторных нью-йоркских апартаментах, он размышлял о новых событиях, пришедших в его жизнь. Решив немного отдохнуть, он встал, подошёл к большому панорамному окну и взглянул на бурливший внизу город. Больше всего ему нравилось смотреть из окна на Центральный парк с его многочисленными аллеями и искусственными озёрами. Он снова вспомнил о Кэти, и ему захотелось прямо сейчас поговорить с ней. Уже две недели он собирался это сделать, но его останавливала мысль, что её родители могут неправильно истолковать его намерения, если узнают, что он сразу же, как только появился в их доме, решил приударить за их дочерью. Да и мысли о Жаклин несколько сковывали в действиях. Нужно было сделать паузу, но больше он ждать не хотел.
Подойдя к столу, он взял телефон. Кэти тоже собиралась позвонить ему и уже набирала его номер, но Джеймс опередил её.
Когда раздались первые гудки телефона, девушку охватило лихорадочное волнение, подобное тому, которое она почувствовала, когда впервые услышала посвящённую ей песню. Чуть дрожащими руками она взяла трубку и негромко ответила:
— Джеймс…
Её голос прерывался, а тело содрогалось от непроизвольного радостного беспокойства. Сейчас он заговорит с ней, только бы сдержать себя и не расплакаться от неземного счастья, переполнявшего её. Это было единственным её желанием в тот момент. И сколько волнения! «Неужели мне это всё не снится, — кричал её внутренний голос. — Наверное, ему удалось усыпить меня тогда на террасе и я до сих пор пребываю в этом красочном сне».
— Дже-й-мс, — растянуто повторила она. — Неужели всё это реальность, неужели это действительно ты?
Он молчал. На какое-то время ей показалось, что она говорит в пустоту или кто-то решил пошутить над ней.
— Господи, Джеймс, когда я сегодня услышала твою песню, меня как будто ударило током! Я чуть не потеряла управление и на всей скорости не скатилась в обрыв! Ты сумасшедший!
Он продолжал молчать, а Кэти уже не могла ничего сказать: эмоции захлестнули её, спутав все мысли. И вот когда её желание наконец-то услышать его голос достигло высшего предела, Джеймс заговорил. Он как будто ждал момента. Как прохладный одинокий ручей, затерянный в пустынных холмах, ждёт истерзанного и измученного странствиями путника, чтобы напоить его живительной водой, так и Джеймс ожидал нужной секунды, чтобы нарушить молчание. И эта секунда наступила.
— Помнишь, я сказал, что ты будешь чувствовать моё присутствие в своей жизни?
