Во время рекламы девушка, наконец, меня заметила:
– Привет, я Маша. Ты давно здесь?
– Минут пять.
– Да я не об этом! – рассмеялась она. – В этой больнице ты давно?
– Сегодня второй день. Меня перевели с третьего этажа.
– Понятно. Это хорошо. Плохо, когда наоборот – из этого отделения туда наверх.
– И такое бывает? – удивилась я.
– Конечно! Нашу Киру вчера забрали. Она устроила скандал у главного. Требовала, чтобы её выписали. Но здесь это не работает. Попадая сюда, мы становимся безвольными рабами. Любой врач может затянуть лечение на долгие месяцы и даже годы. И никакой судья не поможет.
– Но зачем кому-то держать пациентов против воли? – я растерялась.
– Не знаю, может, у них свои планы, – вздохнула Маша. – Ну, а ты почему здесь? И, кстати, как тебя зовут?
– Алёна. Честно говоря, я не помню, как сюда попала и, главное, почему? Помню, как мне было плохо, это да. Помню своего парня, хотя уж лучше бы я его забыла. Работу свою помню… – я силилась вспомнить что-то еще, но в голове было пусто. К тому же меня снова начало знобить. Наверное, это последствия от наркотиков.
Я вдруг почувствовала отчаяние и беспомощность. Мне стало страшно, что я никогда не вспомню и ничего не узнаю.
– Просто так тебя сюда бы не загребли, это факт. Значит, что-то такое было, – убежденно заключила Маша.
В этот момент подошла медсестра, и я снова про себя отметила, насколько вежливые в этом отделении работники. Она с улыбкой попросила пройти всех на обед. В ее волосах поблескивала красивая золотая заколка.
– Потом договорим… – успела шепнуть Маша и быстро засеменила по коридору.
Я задумчиво поплелась следом. Столики в столовой были покрыты скатертями, а на окнах висели жалюзи. Но даже сквозь них я разглядела решетки. А за ними – внутренний дворик, заключенный между несколькими корпусами больницы, соединенными крытыми переходами. Голые ветви деревьев чернели на фоне хмурого неба. Нетронутый белый снег укрывал землю.
Здесь же приятно пахло сдобой, и я почувствовала, что проголодалась. Увидев количество пациентов отделения, я удивилась – их можно было пересчитать по пальцам.
Поспешив взять поднос с супом, картофельным пюре и котлетами, я направилась к Маше, сидящей за столиком у окна.
– Можно к тебе?
– Конечно! – улыбнулась она, уплетая за обе щеки. – Ты не смотри на меня. Это от антидепрессантов такой аппетит. Я тут уже килограммов пять набрала.
– Расскажи мне, кто все эти люди, – попросила я и, последовав её примеру, тоже принялась за обед.
– Это я с удовольствием, – улыбнулась Маша. – Начну с себя. У меня высшее образование. Красный диплом, прошу заметить! Разведена. В последнее время работала продавцом в секонде. Теперь вот, как видишь, здесь.
– Продавцом? Ты продавала ношеные вещи? – я удивленно подняла на нее глаза.
Она смешливо фыркнула.
– Не удивляйся. Ты многого не знаешь. Потом обязательно расскажу. Вон ту парочку ты уже видела, наши спортсмены. Каждый день машут ракетками. Старичок – многоуважаемый Иннокентий Петрович, вдовец, есть дочь и внук. Работал дворником, а кем был до пенсии – даже не знаю… Говорят, вроде на заводе трудился. Рядом с ним сидит Николай, к сожалению, он тоже овдовел совсем недавно. Всё убивается по жене, наверное, потому и оказался здесь, – Маша давно доела свою порцию, но словно не замечала этого.
Мне было с ней комфортно. Она живо осматривала окружающих, а не буравила взглядом меня или мои тарелки.
