Оля тихонько заплакала. Я гладила её рыжие густые волосы, а сама думала про Ирину. Ну как могли родители послать любимую дочь под скальпель? И почему она не воспротивилась? Почему не рассказала Алёшке? Разве не от нас самих зависит, какие решения мы принимаем и как выстраиваем свою судьбу и всю жизнь в целом?
«Нет! Я никому не позволю предпринимать что-то против моей собственной воли и желания. И только я сама уберегу себя от опрометчивых поступков, ну а ошибки… Через ошибки проходит каждый…» – размышляла я.
Оля успокоилась. Мы вернулись в зал. Она взглянула на Алексея:
– Я вас знаю, вы футболист из Левобережья. Мы всем классом ездили в город смотреть вашу игру с Правобережьем три года назад. Вы тогда четыре гола забили и стали кумиром мальчишек.
Лёшка улыбнулся:
– Спасибо, Оля! Передай им привет и скажи, весной буду набирать команду. Может быть, будут желающие среди них.
– Правда? Я передам, – Оля не отводила восторженных глаз от кумира местного масштаба.
Алёшка встал из-за стола и позвал Андрея на кухню.
Чуть позже, я пошла в прихожку за пакетом с подарком для Оли и услышала из кухни :
– Будь мужиком! В семнадцать лет у меня была, по сути, такая же ситуация. Но от меня тогда ни хрена не зависело – не в курсе был, а у тебя сейчас всё в твоих руках. Взрослей, парень!
Нас убедили остаться на ночь. Володя с семьёй ушли в свою квартиру. В бывшей спальне Володи – кровать и диван. Тактичная моя тётушка не задавала лишних вопросов, расстелила нам оба спальных места.
Мы сели на диван. Лёшка выглядел бледным и уставшим. Конечно, он не спал всю прошлую ночь. А я тогда хоть чуть-чуть подремала у него на коленях.
– Лина, Ангел мой, спасибо за знакомство с семьёй. Я правда оценил это, – он замолчал и обнял меня. – Если б не видел, как ты сама была ошарашена, подумал бы, привезла меня сюда специально в назидание: смотри, щенок, своими глазами на юношеские гормоны и ошибки.
– Как тебе моя тётушка? – перевела я разговор на другую тему.
– Она, правда, добрейшей души человек. Таких людей мало.
Лёшка повернул рукой моё лицо к свету луны сквозь окошко, окутал нежным взглядом:
– Лина, неужели прошло всего лишь чуть больше месяца, как впервые встретил тебя? Такое ощущение, что случилось помутнение рассудка: совсем потерялся во времени…
Я молчала. И правда, бойкая на язык и общительная, рядом с Лёшкой я в основном молчу. Интересно, и как же он даже по молчанию читает мои мысли и чувства, понимает меня с одного взгляда? Ему и слова-то мои не требуются… Хотя нет! Разве он сам не нуждается в моём внимании? Получается, что Лёшка всё время отдаёт, а я принимаю, но сама ни разу не сказала ему ни одного нежного слова. А они роились в моих мыслях:
Имя твоё – ах, нельзя!
Имя твоё – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твоё – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток,
С именем твоим – сон глубок.
Нет, стихи не мои. Много лет назад их написала Цветаева. Но они назойливо возвращались снова и снова, стучали у меня в висках и застревали в горле, не смея вырваться наружу. И если бы их не написали ДО меня, то сейчас такие пронзительные слова написала бы я сама… Но вместо этих пульсирующих стихов я произнесла довольно сдержанно:
– Алёшка, у тебя тонкая душевная организация. Даже удивительно, что в таком большом, сильном мужчине столько самокопания и переживаний. Чувства сложно проанализировать, а иногда и сложно понять… Я вот думала, что любила уже, а оказалось, вовсе нет. Только время расставило всё по местам.
