Она залпом выпила вино и положила в рот виноградину, которая после кислого шампанского показалась ей слишком сладкой.
– С Новым годом, Петька.
Сын пил уже третий бокал лимонада и заедал салатами, их количество таяло на глазах. Шапка всё ещё красовалась у него на голове.
Под нижними ветками ёлки лежал свёрток из жёлто-коричневой крафтовой бумаги, перетянутый декоративной верёвочкой. Это был подарок для Марка, книжка стихов одного известного поэта Серебряного века 1912 года выпуска, тираж 300 экземпляров. Не репринт, а настоящая, потрёпанная, с коричневым пятнышком на обложке. Рядом с Марком Маша становилась настоящей транжирой, но как тут устоять, когда прекрасное издание само идёт к тебе в руки? Переминаясь с ноги на ногу в букинистическом магазине, она мысленно пересчитывала свободные деньги, плюсовала к ним сумму, только что полученную после занятия с учеником. Пыталась свести концы с концами, придумывала, на чём бы сэкономить: на парикмахерской? На бензине? Не платить в этом месяце за электричество, а в следующем заплатить сразу за два? Пасьянс в Машиной голове никак не сходился, внутренний голос говорил ей, что нужно скорее ставить книгу на полку и уносить ноги из магазина, где полно соблазнов, но как-то само собой – «Эх-х!» – решение было принято, книга куплена, а финансовые расклады разметались во все стороны, чтобы никогда не сойтись.
– Петька, а поехали кататься по ночной Москве? – вдруг предложила Маша.
– Э-э-э?.. – Глаза у Петьки расширились. – Ты же только что шампанское пила! Целых два бокала!
– Будем считать, это детское шампанское! – Маша потрепала сына по волосам. – Быстро одевайся, чего сидишь? Новый год на дворе.
Петьке не требовалось повторять дважды: поездка обещала много интересного.
Они дождались лифта. Грузовая кабина сначала проехала на девятый этаж и уже после, на обратном пути, открыла свои двери перед Машей и Петькой. В лифте пахло мочой, и они вошли в кабину аккуратно, стараясь не наступать на мокрое.
Во дворе светили фонари. На задворках микрорайона, где прохожих было мало, Петька взорвал – одну за другой – три самодельные петарды. Две первые, отброшенные в снег метров на пять, бабахнули громкими, ослепительно яркими вспышками. Последняя же полыхнула прямо в воздухе; ещё не коснувшись земли, она зашипела, выбросила в воздух сноп искр и превратилась в сияющую фиолетовую астру.
Каждый раз, когда сын поджигал петарду, Маша непроизвольно напрягалась и задерживала дыхание. Ей казалось, что взрывчатка обязательно полыхнёт прямо у Петьки в руках; слишком уж долго сын вертел в руках зажжённую горючую смесь. Но ребёнок проделывал свои пиротехнические манипуляции настолько ловко, что во время третьей, последней вспышки Маше стало понятно: это не первый его эксперимент. Наверняка сегодняшнему салюту предшествовало несколько пробных запусков.
Когда последний фейерверк погас, Маша нервно засмеялась – наконец-то испытание огнём закончилось.
Выражение гордости ещё несколько секунд держалось на Петькином лице, но постепенно сменилось растерянностью. Эффект от салюта, на который он потратил несколько свободных вечеров, получился гораздо скромнее, чем ожидалось. Мальчишка уселся на переднее сиденье «тойоты», пристегнул ремень. Ещё раз коротко глянул на мать и отвернулся, уставившись в окно.
– Ты стараешься быть весёлой.
«Тойота» медленно ехала по Королёву. Со стороны Акуловского водоканала раздавалась непрерывная праздничная стрельба, ей вторили залпы из-за станции Болшево, из района Старого Сквера.
