– Хотите я вам укольчик сделаю? Я дозу подберу, станет легче и не уснете? – спросила маленькая медсестра, вытирая слезы на лице Маши.
– Не надо, Лейла. Давно я здесь реву? – Маша хотела встать, но силы ее оставили, и она больно стукнулась копчиком о пол.
– Нет, не особо. Не дольше нас, – ответила Лейла и помогла ей подняться. Она усадила Машу за стол и принесла воды с двумя таблетками ибупрофена.
– Спасибо, а то…
– Да мы все понимаем, Мария Султановна, мы же не дурочки совсем. Дурочки, но не совсем, – Лейла улыбнулась.
Запив таблетки двумя стаканами воды, Маша строго посмотрела на Лейлу. Девушка еще шире улыбнулась, а в черных глазах заблестели хитрые огоньки.
– И хватит меня называть Марией Султановной! Достали уже!
– А вы знаете, почему мы так вас называем? – Лейла тихо рассмеялась. – Сначала видели, как вы злитесь, а потом из уважения.
– Ха-ха, – фыркнула Маша. – И хватит мне «выкать». И всем передай, будут «выкать», отправлю судна мыть вручную.
– Передам, но девчонки не согласятся. Я тоже не согласна. Мы вас уважаем. А когда эта сволочь вас сожрать захотела! – в глазах Лейлы заблестели слезы гнева, она побледнела, на лице выступили острые скулы, а зубы обнажились в зверином оскале.
– Не кричи, могут подслушивать.
– Не-а, там Оля на стреме. Мы все понимаем, только со всеми не болтаем, понимаем, с кем можно. И вот, вы выронили, – Лейла положила на стол маленькую бумажку, кусок обертки батончика, исписанную мелким почерком.
Маша достала из стола часть окуляра микроскопа и стала читать. Это писал Роман Евгеньевич, но почерк был не его, так писали разведчики, Маша узнавала их по шифру. Значит, письмо перехватили, но разведчик его прочитал и запомнил. Болт не мог, он туповат. Шухер, только Шухер так мог. Он всегда читает почту, перед тем, как отдать ее адресату.
– И что там? – спросила Лейла, видя, что Маша прочла уже три раза и собирается сжечь бумажку на спиртовой горелке.
– Надо проверить, – хмуро ответила Маша. Этот особист знал это и молчал, сволочь. – Придется всем немного поголодать.
– Ага, так они нас в столовке травят! – воскликнула Лейла. – Как это все началось, мы все перешли на тараканью диету. Да и вы тоже, ой, простите, ты тоже, Маша Султановна!
Маша хотела ее стукнуть, но Лейла так мило и доверчиво улыбалась, хитро сощурив глазки, что рука повисла в воздухе. Девушки громко расхохотались, а Федя облегченно вздохнул во сне.
Таракан висел над складом, смотря в темные углы сквозь вентиляционную решетку. Открыть замок было несложно, спуститься вниз тоже, но вот как залезть обратно. Слава осматривался и думал, слушая, как кто-то скребется на складе. Здесь что-то открывали, рылись в коробках, светя фонарями. Если бы они включили основной свет, Слава бы так близко не сидел у решетки. Он еле слышал, о чем они разговаривали, но уловил несколько слов, Шухер потом объяснит их значение: «Водка» и «балык».
Слава успел задремать, пока тени нашли желаемое и покинули склад. Он выждал еще десять минут и осторожно открыл замки решетки. Ронять ее было нельзя, мог сработать датчик шума. Он был хоть и грубый, но звон металла о бетонный пол ловил без промаха.
Слава привязал канистры веревкой к себе, так, чтобы хватило длины, и он мог аккуратно подтянуть их к себе и поймать. Решетку он привязал к себе, чтобы не болталась.
Таракан бесшумно спрыгнул вниз, неожиданно за ним и прыгнула первая канистра, не рассчитал длину веревки. Он поймал ее и бережно поставил на пол. Вытянув вторую канистру, Слава стал осматриваться. Первым делом он спрятал канистры, достав крохотный фонарик, и пополз вдоль стеллажей и палет. Слава не знал, что искать, Шухер тоже, но это должно было быть недалеко от входа, палета или короб должны быть вскрыты. Все было вроде знакомо, в школе Слава, как другие мальчишки, работали на складе, помогали разгребать завалы, выбрасывать мусор. Ничего нового он не видел, кроме двух черных пластиковых бочек без опознавательных знаков. Одна бочка была открыта, Слава увидел сбитый замок на полу, никто не удосужился его убрать. Он открыл крышку и посветил туда фонарем. От вздоха у Славы помутилось в голове, странная оранжево-серая жидкость дыхнула в него чем-то горьким, душащим горло и сжимающим сердце.
